Максим Юрченко - Отражение мертвой любви

— И что все это значит? — спросил я.

Ева остановилась, повернулась ко мне лицом и кончиком пальца прикоснулась к родимому пятну на подбородке. Некоторое время она внимательно рассматривала изображение дельфина, словно искала ответа на загадку.

— Что такого в этом пятне? Почему ты так разглядываешь его?

— Ты действительно не помнишь, Кирилл?

— Не помню что?

— Сидя у тебя на кухне, изливая душу друг другу, ты говорил об отце и о том, что он виноват, но в чем, так и не закончил.

— Причем тут это?

Я сел на скамейку возле пруда, согревая руки теплым дыханием. В голове крутились кадры прошлого. Я в больнице, потерянный, опустошенный, ищущий ответы на вопросы, почему это случилось именно со мной? Почему я не такой как все? Почему мама плачет, каждый раз после того, как уложит меня спать!

— В чем ты винишь отца, Кирилл? — Ева села рядом.

С закрытыми глазами я перенес себя в ту мрачную палату, где был потерянным, слабым ребенком, кричащим от галлюцинаций.

— У меня был друг.

— Какой друг, Кирилл?

— Девочка. Вся в порезах и ссадинах. Ее лицо все время было перевязано бинтами. Врачи не разрешали снимать с нее смирительную рубашку, боялись, что она может вновь навредить себе. Я до сих пор помню ту атмосферу страха, и до ужаса пугающих людей в масках, пичкающих меня таблетками. Я был один. Боялся. Маленький мальчик в огромном помещении, с незнакомыми людьми.

— Расскажи об этой девочке.

— Она была старше. Почти взрослая. Все время молчала, ни с кем не общалась. Сначала я пугался, каждый раз, когда видел, что она приближается. Этакий монстр в смирительной рубашке, с перевязанным лицом. Я думал, что ее кожа сплошь покрыта шрамами и гниющими ранами. Мне снились кошмары, в которых она забирала меня в свой черный мир боли и страданий.

— Как ее звали?

— Я не знаю. Она никогда не называла своего имени. Хотя, может быть, я просто забыл. Учитывая то, что мне давали препараты, я мало что мог запомнить.

С неба крупными хлопьями повалил снег. Внезапно. Неожиданно. Так сильно, что под его пеленой я видел блеклый силуэт Роберта, играющего с палкой в паре метров от нас. Я уже очень давно не вспоминал о той девочке из больницы. Ощущая прикосновения снега на лице, я пытался вспомнить ее образ, но что-то ускользало из памяти.

— Поговаривали, что она сошла с ума после того, как ее родители погибли. Можно сказать родственная душа. В то время я ее не понимал, но после смерти мамы и папы, я еще долгие годы вспоминал безумие ее глаз.

— Какие они были?

— Что?

— Глаза, — Ева положила ладонь на мою руку. — Какими были ее глаза?

— Сперва я даже боялся посмотреть в них. Образ страшного монстра долгое время не выходил из головы. Но, как-то раз, я сидел в углу, собирая потертые кубики, и она обратила на меня внимание.

— Что она сделала?

— Она села рядом, и посмотрела на меня таким глубоким взглядом, наполненным болью, отчаянием, и скорбью, что я больше не боялся ее. Всматриваясь в ее внутренний мир, мне стало жаль ее. Она была так же одинока, как и я. Потерянная. Никому ненужная. Думаю, и она поняла это в моих глазах. Два заложника ситуации, из которой нет выхода. Две больные души, ищущие ответа на вопрос: почему они такие?

— Из-за чего на нее надели смирительную рубашку?

— Она била, царапала и резала свое тело. Врачи боялись, что она может убить себя. Не знаю, как правильно сказать, но между нами появилась ментальная связь. Пускай она и не говорила ни слова, но я знал, что она чувствует меня так же, как и я ее. Она стала моим единственным другом, который мог привнести хоть толику тепла в это холодное место, пропитанное болью, страхом и безумием.

— Безумие, — Ева опустила голову, убрала руку. — Так за что ты не можешь простить отца, Кирилл?

— В тот день, когда меня должны были забрать родители. Я умолял оставить меня с ней. Думаю, я был влюблен в эту загадочную девушку. Первые чувства. Я кричал и упирался. Я не хотел возвращаться в реальный мир. Мне было хорошо рядом с ней. Я чувствовал себя в безопасности. Но отец, видя все истерики сына, не обращая внимание на слова врачей, советующих оставить меня еще на неделю, решил, что пора возвращаться домой.

— Тогда и случилась авария?

Я выпустил весь воздух из легких, вспоминая тот скрежет металла, тот удар и кровь, разлетевшуюся по лобовому стеклу. Густая, стекающая вниз по салону, под фоновую музыку, играющую из радио.

— Кирилл, — Ева встала со скамейки и протянула мне руку. — Пойдем.

— Куда?

— К тебе.

— Ты замерзла?

— Мне нужно кое-что тебе показать.

Поднявшись, я последовал за Евой. Мимо нас прошла парочка подростков, посмотрев на меня таким взглядом, словно я сумасшедший. Я оглядел себя с ног до головы, но не нашел ничего, чему можно было бы так удивиться. Хруст снега под ногами успокаивал нервы. Рука Евы, держащая меня за ладонь, согревала как теплое одеяло в январскую ночь.

Позади себя я услышал свист. Обернувшись, я увидел Влада, в вязаной шапке и легкой куртке, явно не по погоде, он бежал в нашу сторону. Только его сейчас не хватало. Опять начнется нотация по поводу работы.

— Я сейчас, — оставив Еву с Робертом, я пошел в сторону приятеля.

— Кирилл! — крикнул коллега. — Ты совсем обалдел?

Влад казался уставшим и запыхавшимся.

— Извини, сегодня точно никак не смогу выйти на работу. Ева, она жива!

— Какая нахрен Ева? Ты опять за старое?

Я посмотрел на Роберта, бегающего вокруг ног хозяйки. Падающие снежинки скрывали полную картину, но я был счастлив видеть женщину мечты, всего в паре метров от себя. Живую. Настоящую.

— Че ты уставился туда? — крикнул Влад. — Там Мегера рвет и мечет! Она твою жопу на Британский флаг натянет, а заодно и мою, что прикрывал тебя.

— Извини. Я не могу бросить Еву, только не сейчас.

— Ты с ума сошел, друг? Какая еще Ева, у тебя дальнейшая судьба весит на волоске от того, чтобы не превратиться в бомжа, а ты говоришь о какой-то Еве? Где она, твоя чудесная Ева?

Я хотел показать рукой, но на том месте, где она стояла всего секунду назад, ее уже не было.

— Извини, Влад, мне пора, — небрежно похлопав товарища по плечу, я побежал в сторону дома. — Еще раз прости!

Добежав до подъезда, я увидел Роберта, писающего возле урны. Ева отреченно смотрела вдаль, не замечая прохожих людей. Казалось она не здесь, а где-то далеко-далеко, в другом измерении. И только после того, как я подошел ближе, и наши глаза встретились, картинка полностью сложилась в голове. Ей уже не нужно было ничего показывать. Я все понял…

— Я ждал тебя всю жизнь.

Покрывая поцелуями шею Евы, я закрывал за нами входную дверь. Холодная кожа после морозного воздуха, украшенная рисунками, соприкасалась с губами, под сладкое женское дыхание. Роберт убежал на кухню, видимо понимая, что он здесь лишний.