Скотт Вестерфельд - Красавица [litres с оптимизированной обложкой]

К концу дня о происшествии узнают во всех городах планеты…

Тэлли перевела дыхание. Она чувствовала себя примерно так, как в детстве, когда сама зажгла свой первый фейерверк и была потрясена до глубины души: она ведь нажала на одну-единственную малюсенькую кнопочку, а какой получился грохот. «А если меня за это накажут?» – испугалась она тогда. Эйфория постепенно таяла, и Тэлли не могла избавиться от неприятного ощущения – хоть они с Зейном и просчитали все что можно, все равно кто-нибудь догадается, что авария на катке была спланирована. Тэлли вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к Зейну, ей сейчас так нужна была его молчаливая поддержка… Девушка опрометью бросилась к футбольным воротам. Зейна вытащили из разорванной сетки, и двое надзирателей уже обрабатывали его лицо ранозаживляющим спреем. Оттолкнув их, Тэлли бросилась к Зейну и обняла его. На поле было полным-полно надзирателей, поэтому она замурлыкала, как красотка:

– Крутотень, верно?

– Не то слово, – отозвался Зейн.

У него на лице не было никаких флеш-татуировок, но Тэлли даже сквозь толстую зимнюю куртку чувствовала, как колотится его сердце.

– Ничего не сломал?

– Нет. Поранился немножко. – Он гордо продемонстрировал ей щеку, на которой отпечатались ячейки сетки. – Похоже, очко в нашу пользу.

Тэлли рассмеялась, нежно поцеловала его в пораненную щеку и проговорила ему на ухо:

– Все получилось. Все вправду получилось. Значит, мы кое-что можем.

– Можем.

– Уж после такого-то новодымники точно поймут, что лекарство действует. Они пошлют нам еще капсулы, и мы сможем все изменить!

Зейн отстранился и кивнул, но тут же потянулся к Тэлли, ласково поцеловал ее и прошептал:

– А если они этого не заметят, придется нам пойти и поискать их.

Вечером все пили шампанское. Хотя Тэлли и Зейн отказались от любых спиртных напитков, им казалось, что они должны поднять бокал в честь того, что «кримы» благополучно уцелели после Великой Катастрофы на стадионе Нефертити.

К этому вечеру они готовились долго, репетировали каждую фразу, ответ на любой вопрос, поэтому ни слова не было сказано об алкоголе, пролитом на лед, никто не говорил об успешно осуществленном плане. С виду все напоминало обычное щебетание юных красоток и красавцев, приходящих в себя после потрясающего и неожиданного отклонения от привычной нормы.

Каждый рассказывал и пересказывал историю собственного падения – все говорили о том, как задрожал трескающийся лед, о том, как страшно и классно было лететь сквозь огни фейерверка, как с неожиданным рывком надувалась спасательная куртка. А еще – о том, как потом звонили родители, видевшие репортаж со стадиона несколько раз по всем каналам. Большинству «кримов» телевизионщики задавали вопросы, и они выдавали свои истории с невинным изумлением. В городских выпусках новостей происшествие получило особую окраску: звучали призывы к отставке ряда специалистов из архитектурного совета, к полному пересмотру календаря футбольных матчей серии плей-офф и к закрытию аэрокатка навсегда (такого Тэлли никак не ожидала, и этот побочный эффект ей совсем не понравился).

Но выпуски новостей довольно скоро всем прискучили, поскольку в них начали повторять одно и то же, поэтому Зейн предложил всем прогуляться и «кримы» разожгли большой костер в Дензел-парке.

«Кримы» сохраняли просветленность. Стоя у костра, они продолжали пересказывать свои истории, и их флеш-татуировки весело вертелись. Все болтали на привычном диалекте Нью-Красотауна – мало ли, вдруг кому-то вздумалось бы подслушать, – но Тэлли улавливала в разговорах нечто большее чем пустая болтовня. Это было похоже на то, как теперь разговаривали между собой она и Зейн, ни на миг не забывая о браслетах, но вкладывая определенный смысл в пустой, на первый взгляд, треп. Участников безмолвного заговора становилось все больше. Глядя на пламя костра и слушая болтовню «кримов», Тэлли начинала верить в то, что возбуждающее действие происшествия на аэрокатке сделало свое дело, что это не пройдет даром.

«Может быть, красотомыслие можно вылечить безо всяких лекарств, просто заставив людей задуматься?» – хотелось надеяться Тэлли.

– Ты лучше выпей шампанского, Худышка, – сказал Зейн, нежно погладив ее затылок. – Я слышал, что алкоголь испаряется жуть как быстро.

– Испаряется? Это ужасно.

Тэлли сделала серьезное лицо и посмотрела на огонь сквозь бокал. Каждый час передавали новости о том, как продвигается расследование аварии на аэрокатке. Целая бригада инженеров пыталась выяснить, как льдина толщиной в двадцать сантиметров, поддерживаемая магнитоподъемниками, могла дать трещину под весом всего-то нескольких десятков человек. Пытались приписать вину ударной волне от фейерверка, жару прожекторов, освещавших стадион, и даже тому, что лед якобы срезонировал от вибрации, возникшей от синхронных движений фигуристов. Но никто из экспертов не догадался, что истинная причина разрушения катка уже испарилась.

Тэлли поймала взгляд Зейна и чокнулась с ним. Он отлил себе немного шампанского из ее бокала, поскольку свой уже осушил.

– Спасибо, Худышка, – сказал он.

– За что?

– За то, что поделилась.

Тэлли одарила его глуповатой улыбкой истинной красотки. Он, конечно, имел в виду капсулы с лекарством, а не шампанское.

– Всегда пожалуйста. Я рада, что хватило на двоих.

– Да, хорошо пошло зелье.

Она кивнула. Окончательно они не исцелились, но ведь каждый из них двоих принял только половину дозы, так что можно было считать, что эксперимент удался. На Зейна лекарство подействовало почти мгновенно, через несколько дней от его красотомыслия и следа не осталось. У Тэлли процесс протекал медленнее, она до сих пор просыпалась по утрам с липким туманом в голове. Хорошо, что рядом был Зейн, ведь само его присутствие помогало ей мыслить трезво и ясно. Повезло ей и в том, что у нее, в отличие от Зейна, обошлось без мигрени.

– А мне нравится делиться, – сказала Тэлли, снова чокнувшись с Зейном.

Она вспомнила о предупреждении из письма, которое написала сама себе, и зябко поежилась, хотя у костра было очень тепло. Кто знает? Вдруг две капсулы были слишком большой дозой, и прими она все, сейчас была бы уже идиоткой.

Зейн обнял ее.

– Спасибо еще раз…

Он поцеловал ее. Его губы были теплыми, несмотря на вечерний холод, глаза сверкали, отражая пламя костра. Поцелуй получился долгим. В промежутке между глотком шампанского и поцелуем Тэлли почувствовала, что впадает в красотомыслие. Поле зрения словно бы затуманилось по краям. Но, пожалуй, порой это было не так уж и плохо…

Зейн наконец отпустил ее, повернул голову к костру и прошептал ей на ухо: