Александра Бракен - Темные отражения [litres с оптимизированной обложкой]

В этот момент слова Толстяка прервал резкий щелчок, помехи исчезли и мягкий мужской голос прошептал: Если ты нас слышишь, значит, ты один из нас. Если ты один из нас, значит, сможешь нас найти. Озеро Принс. Вирджиния.

Сообщение повторилось три раза, а затем снова включились помехи. Долгое время мы с Толстяком молча смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова.

– О господи! – сказал Толстяк, – О господи! – А потом мы прыгали и повторяли это вместе, снова и снова, размахивая руками, точно сумасшедшие. Никогда прежде мы не испытывали такого страстного желания хлопать друг друга по плечам столько, сколько хватит сил. Я бросилась Толстяку на шею и обняла его что есть мочи. То ли от страха, то ли от облегчения из глаз у меня брызнули слезы.

– Я готов тебя поцеловать! – крикнул Толстяк.

– Хватит, хватит! – выдохнула я, чувствуя, что он вот-вот сломает мне ребра.

Не знаю, что его разбудило – крики Толстяка или будильник, но Лиам поднялся первым. Краем глаза я заметила его взъерошенную шевелюру – Лиам высунул голову из палатки, посмотрел на нас и исчез. А спустя секунду вернулся опять, смущенный и обеспокоенный одновременно.

– Что случилось? – спросил он. – Что тут у вас происходит?

Мы с Толстяком переглянулись.

– Поднимай Зу, – ухмыльнувшись, сказала я. – Думаю, вам нужно кое-что услышать.

По словам Толстяка, Джек Филдс был в семье вторым ребенком из пяти и единственным, кто перенес острую юношескую идиопатическую невродегенерацию и выжил. Его отец владел итальянским рестораном, а мать умерла от рака, когда он был совсем маленьким. Джек рос ничем не примечательным мальчиком. Однажды заметив такого в школе, второй раз вы бы о нем и не вспомнили. Но он был поразительно умен и единственный из всех в комнате понял, о чем говорил Лиам, когда тот взялся за японские ужастики и статьи из старых номеров «Роллинг Стоун». Кроме того, он любил рассказывать истории на разные голоса и долгие годы вырисовывал на классных досках силуэты башен Нью-Йорк Сити. Когда СПП это увидели, они были настолько поражены, что позволили Джеку закончить рисунок.

Что важнее, Джек обожал дразнить лагерных инспекторов и силой мысли срывал личные вещи с поясных ремней, а иногда даже вытаскивал из карманов. В его присутствии СПП частенько спотыкались о случайно оказавшиеся под ногами предметы и падали друг на друга. Послушать Толстяка, так создавалось ощущение, что Джек Филдс был ангелом, сошедшим на землю, чтобы проповедовать правильное использование синей силы. Ангелом, проведшим на земле множество лет в поисках и изысканиях.

Может, именно поэтому в ночь побега Джек первым получил пулю в затылок.

До того, как мы пересекли границы Петербурга, Лиам хранил молчание, лишь изредка кивая в подтверждение особенно невероятных слов Толстяка. Услышав сообщение, он радовался сильнее нас двоих, вместе взятых, однако через несколько часов его настроение начало ухудшаться. Когда Толстяк закончил рассказ, в минивэне воцарилось молчание.

– Наверное, там очень красиво, – сказала я, не сразу поняв, как пошло это прозвучало. – На озере Принс, я имею в виду.

Лиам выглядел подавленным и грустным. Недавняя радость его больше не вдохновляла, и это навевало на меня печальные мысли.

– Уверен, ты права, – тихо сказал он, протягивая мне сложенную карту. – Не уберешь это в бардачок?

Я ничего не искала. Просто открыла крышку отсека и сразу увидела их лежащими на горке смятых салфеток.

Честно говоря, я ожидала, что там будут конверты или хотя бы линованные тетрадные листы. Глупо и наивно с моей стороны, потому что в лагере не давали уроков письма и рисования. Никто не выдавал детям бумагу и ручки. И все-таки мне казалось, что письма должны были выглядеть как-то… весомее. Хотя бы для того, чтобы себя обезопасить.

Письмо Джека лежало сверху. Написанное поверх компьютерной распечатки, оно было сложено в несколько раз. На обратной стороне Джек заглавными буквами написал имя отца, втиснув его между словами: ЛИЧНО В РУКИ.

Вместо того чтобы положить карту на место, я достала письмо из бардачка. Лиам с Толстяком спорили по поводу того, как лучше доехать до озера Принс, но я их практически не слушала. Проведя пальцами по сморщенной бумаге, я машинально развернула послание. Никакой даты в правом верхнем углу, мгновенный переход к сути: Дорогой папа.

Прочитать дальше я не успела. Лиам вырвал листок у меня из рук и сжал в ладони.

– Что ты делаешь? – возмутился он.

– Извини, я просто…

– Просто что? – рявкнул он. Я непроизвольно вздрогнула. – Это личное! И не твое дело, что в нем написано.

– Ли… – в голосе Толстяка звучало неприкрытое удивление. – Да брось.

– Нет, это серьезно. Мы не читаем письма друг друга!

– Никогда? – спросила я. – Что, если ты не сможешь найти его отца, а в письме окажется ключ к тому, где он может находиться?

Лиам затряс головой, не обращая никакого внимания на слова Толстяка:

– Она дело говорит.

Вместо ответа он лишь крепче сжал руль. Воцарилась гнетущая тишина. Не в силах более этого выносить, я включила радио. Мне ужасно хотелось, чтобы заиграла песня «Олмэн Бразерс». Но Бетти выдала очередное ток-шоу.

…дети находятся под надзором ради их собственного благополучия, и дело здесь не только в безопасности американского общества. Надежные источники из администрации Грея сообщают, что во всех случаях, когда детей забирали из реабилитационного пункта слишком рано, это приводило к их преждевременной гибели. Нам остается лишь поддерживать медицину, создавая новые реабилитационные центры. Другого способа сохранить детям жизни просто не существует.

Лиам ткнул пальцем в кнопку, чтобы выключить звук. Вместо этого радио переключилось на другую станцию, и теперь плохие новости зачитывал уже женский голос:

Источники сообщают, что в Огайо, на границе с Западной Вирджинией, были пойманы два беглых подростка. Они путешествовали пешком…

Бетти остановилась настолько резко, что чуть не уткнулась капотом в землю. Лиам припарковался по диагонали, заняв сразу три места.

– Оставайтесь тут, – резко бросил он.

В следующую минуту Ли уже перепрыгивал через лужи, направляясь к красному кирпичному зданию, возле которого стояли торговые автоматы.

– Как… драматично.

Я повернулась к Толстяку, но он выглядел таким же сконфуженным, как и я.

– Может, тебе лучше пойти за ним? – предложил Толстяк.

– И что я скажу?

Толстяк посмотрел на меня одним из своих фирменных взглядов.

– Шутишь? Ты и впрямь хочешь, чтобы я сказал это вслух?

Я понятия не имела, что он имел в виду, но все же пошла. Витающий в воздухе след гнева и разочарования провел меня сквозь комнаты для отдыха к противоположной стороне здания. Все здесь поросло травой и деревьями. Из Бетти этого места не было видно.