Ярослав Бутаков - Второй Фаэтон: восемь часов до смерти

– Я знаю, что не все из вас, господа, участвовали в заговоре, – продолжил Вайнштейн, выдержав паузу, во время которой насладился своим торжеством и испугом своих коллег. – Мои слова относятся, прежде всего, к нашему многоуважаемому директору мистеру Хокинсу, к его не менее уважаемому заместителю и нашему фактическому научному руководителю мистеру Любарскому, к мистеру Вальдеку, к мистеру Чатурведи, а также к нашим господам программистам. Хотя последние, возможно, были вовлечены в заговор обманом. Остальные, дав подписку о лояльности, смогут спокойно продолжать работать. Поименованные же мною господа смогут сохранить свои жизни, только во всём признавшись. Учтите, мне дан приказ вас ликвидировать, если вы будете молчать.

Любарский пристально вгляделся в лицо коллеги, который никогда не вызывал в нём симпатии и уже давно – доверия. Умное бесстрастное лицо, холодный взгляд. Блестящий математический ум, у которого нет ничего, кроме чистого разума. Да, такой ликвидирует без всяких сомнений и выполнит любой приказ, если убедит самого себя в его рациональности.

– Впрочем, я не стану убивать вас сразу, а дам вам время подумать, – проговорил Вайнштейн, снова выждав небольшую паузу. – Вы сейчас в шоке, это естественно. Если вы будете молчать, у вас до смерти…, – он посмотрел на часы, – ещё восемь часов. Эти восемь часов вы проведёте в одиночных камерах, причём никто из вас не будет знать, признался ли кто-то другой в чём-то или нет. Мне поручено доставить вас туда.

– Так ведь ты убьёшь нас даже в случае признания, – тихо сказал Любарский, – в любом случае.

– Интересное замечание, – произнёс Вайнштейн, – я бы даже сказал, что рациональное и логичное. Но, видите ли, коллеги, я и не собираюсь ручаться вам, что оставлю вас в живых. Не вы ставите мне здесь условия, а я ставлю их вам. И выбор у вас невелик. Так что поехали.

– Я всё расскажу, – неожиданно заявил программист Виктор Белосельцев дрожащим голосом. Все, даже те, кто узнал о заговоре только сейчас, презрительно отвернулись. – Да, я расскажу всё, – твёрже повторил он. – Если этот человек, – он кивнул на Вайнштейна, – может легко приказать нас убить, рассадив по одиночным камерам, то вряд ли он станет убивать нас здесь и сейчас, перед всеми коллегами, не участвовавшими в нашей конспирации. Я буду говорить ради всех нас. Всё равно игре конец, так что уж чего…

И Белосельцев принялся рассказывать о тайных совещаниях группы работников Бюро во главе с Хокинсом и Любарским, об их целях и задачах, о попытках наладить связь с повстанческими группами. В конце он подробно показал, каким образом ему удалось выйти в сеть мятежников, тщательно блокируемую Мировую правительством, и, под наблюдением и по указанию Вайнштейна, торжественно стёр все эти данные из памяти компьютера.

– Очень хорошо, – одобрил Бруно Вайнштейн этот поток откровенности, – однако я склонен думать, что вы, мистер Белосельцев, были посвящены не во все детали заговора. Уверен, что мистеру Хокинсу и мистеру Любарскому в особенности есть что добавить к вашему интересному рассказу. А посему я должен доставить поименованных мною лиц в одиночные камеры.

– А что вы сделаете с теми, кто не даст вам подписку о лояльности? – внезапно спросил вулканолог Фитцджеральд Макдермотт.

Вайнштейн допустил большую ошибку. Он начал допрашивать заговорщиков и угрожать им прямо в здании Бюро, в присутствии других учёных. Таким образом, те, кто ничего не знал и не подозревал о конспиративной деятельности своих коллег, сразу прониклись сочувствием к ним и к целям их заговора и готовы были солидаризоваться с ними.

– То же самое, – язвительно улыбаясь, ответил Вайнштейн.

– У вас хватит одиночных камер на всех нас? – неожиданно и не менее язвительно спросила геофизик Ребекка Джоли.

Бруно Вайнштейн открыл рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент случилось нечто. Пол под ногами учёных и солдат заходил волнами, всех начало швырять куда попало, офисная мебель полетела от стенки к стенке, оргтехника разбилась вдребезги, в стенах появились трещины, из окон вылетели стеклопакеты, всё заволокло пылью.

Землетрясение!

По-видимому, подобно тому, как несколько лет назад, когда всё это светопреставление ещё только начиналось, разверзлась земля в Москве, так теперь и в штате Кентукки активизировался какой-то древний разлом. Северо-Американская платформа, подобно Евразийской, тоже покрыта сетью таких разломов кристаллического фундамента. И, как и в тот раз, заранее предсказать, где и когда произойдёт подобное событие, было абсолютно невозможно.

Солдаты, повинуясь стадному инстинкту, поголовно бросились из здания на улицу, забыв о приказах. Бруно Вайнштейн был оглушён и придавлен свалившимся на него системным блоком. Автомат лежал рядом.

Когда пыль слегка улеглась, лежавший рядом Курт Вальдек, оставшийся невредимым, быстро оценил ситуацию. Он схватил автомат и навёл его на Вальдштейна. Тот приоткрыл глаза и слабо пошевелился.

– Глупо, – тихо пробормотал он, – просто глупо. Я бы не стал вас убивать. Но я служу правительству, а вы… Ваше сопротивление обречено. Ха! Теперь они убьют и меня вместе с вами.

– Что вы задумали? – произнёс Вальдек. – Говори. Что происходит? Где Великий Предиктор? Как власти намеревались поступить с Бюро и с нами? Чего от них ждать?

– А теперь я вам ничего не скажу, – спокойно произнёс Вайнштейн и отвернулся с видом полного безразличия. – Делайте со мной, что хотите. Если вы сейчас не сдадитесь солдатам, которые выбежали только для того, чтобы сесть в стоящий тут под окнами бронетранспортёр, вас до конца дня уничтожат.

– Брось, Курт, – сказал, поднимаясь и пошатываясь, Любарский, – не время им заниматься. Надо, воспользовавшись ситуацией, бежать отсюда.

– Если это треснул древний разлом, – тут же сказал очухавшийся Хокинс, – то новых толчков может не последовать. Надо забаррикадироваться и взять этого типа, – он показал на Вайнштейна, – в заложники.

– Глупости, – прошипел Вайнштейн, – я ж сказал: меня тогда убьют вместе с вами. Нас уничтожат всех. Они ни перед чем не остановятся.

– Он прав, – произнёс Любарский, имея в виду Вайнштейна, – один деятель нашей русской истории говорил, что оборона есть смерть всякого вооруженного восстания. А мы с вами уже по факту восстали против правительства. Так давайте же не останавливаться на полпути.

– Ты предлагаешь бежать прямо сейчас? – спросил Вальдек.

– Вот именно сейчас, пользуясь паникой из-за внезапного землетрясения, ибо лучшего шанса у нас не будет. Виктор! – окликнул Любарский Белосельцева. – Тебе теперь придётся искупить своё предательство! Пойдёшь с нами и поможешь наладить связь в новых условиях.