Ярослав Бутаков - Второй Фаэтон: восемь часов до смерти

Со своей стороны учёные удивились. Имя «полевого командира Франко» не сходило с уст дикторов правительственного телевидения. Про то, каким пыткам он подвергает захваченных в плен сторонников правительства, рассказывали леденящие кровь ужасы. Учёные не были склонны верить этой пропаганде, и было ясно, что правительство очень боится этого Франко, раз лепит из него образ средоточия мирового зла. И вот, оказывается, что полевой командир изверг Франко и их давний знакомый полковник – одно и то же лицо.

– Вставайте, – лениво произнёс всё тот же повстанец, по-видимому, главный в этой засаде, – пошли в блиндаж. Идите один за другим, с поднятыми руками. Шаг влево, шаг вправо – стреляем без предупреждения.

– Наш товарищ ранен в ногу, он не может идти сам, ему надо помогать, – возразил Любарский, поднимаясь.

– Помогайте, – равнодушно ответил командир пикета.

Грузный Вальдек опёрся подмышками на шеи Любарского и Маринелли, и все трое заковыляли позади остальных. Впереди шёл Хокинс, за ним Чатурведи, O’Нил, Чан и Макдермотт. Люди в масках с автоматами наизготовку шли по сторонам, время от времени подгоняя учёных криками.

Ярдов через пятьсот такого ковыляния по лесной чаще дошли до едва приметных бугорков прямо посреди деревьев. Один из партизан нажал что-то в дупле дерева, и плита дёрна размером четыре на четыре фута отъехала в сторону. В почве образовался проём, оттуда сочился электрический свет. Партизан постепенно исчез в нём, очевидно, спускаясь по лестнице.

– Идите за ним. Также по одному, – скомандовал главный в группе повстанцев.

Когда Любарский и Маринелли помогли раненому Вальдеку одолеть спуск, все очутились в просторной и неплохо освещённой подземной галерее, уходившей куда-то вглубь, разветвлявшейся дальше, насколько хватало взгляда, на многочисленные коридоры. Здесь им также приказали идти дальше. Навстречу мимо молча проходили другие вооружённые люди в масках. Так шли ещё невесть сколько времени, пока им не приказали остановиться и даже разрешили присесть на невысокие деревянные скамейки вдоль укреплённых брёвнами стенок укрытия. После минут десяти отдыха им вновь скомандовали идти дальше. Снова пришлось поднимать Вальдека и помогать несчастному ползти неведомо куда.

Только тронулись в путь, как навстречу им прошла ещё одна группа вооружённых людей. Глаза одного показались Любарскому чем-то до боли знакомыми. Человек, видимо, тоже узнал Любарского, так как его светло-серые глаза вначале раскрылись широко и удивлённо, затем полыхнули гневом.

– Предатель! – услышал Любарский хорошо знакомый по прошлой жизни высокий женский голос. – Убийца женщин и детей!

Человек, произнесший эти слова, резко поднял автомат и нажал на спусковой крючок. Любарский почувствовал, что земля уходит у него из-под ног и переворачивается.

«Вот и хорошо, – успел подумать он, – Слава Богу, для меня всё закончилось…»

Сознание возвращалось медленно, словно нехотя. Какое-то время Любарский ещё не осознавал себя и не мог вспомнить ничего из того, что недавно произошло. Потом до него донеслись какие-то слова, смысл которых он уловил далеко не сразу.

Бесстрастный мужской голос кого-то наставлял. Судя по ответам, женщину. Женский голос показался ему почему-то знакомым, только он не мог вспомнить, когда, где и от кого он его раньше слышал.

– …Только так ты сможешь искупить свою вину, – говорил мужчина. – Наши законы запрещают убивать без нужды даже животных. За убийство пленных наказание – смерть, потому что это ещё и серьёзнейшее преступление против воинской дисциплины. Таков наш закон военного времени, ты это знаешь. А эти конкретные люди – самое ценное, что сейчас вообще осталось у человечества. Поэтому твоя задача теперь – помочь поднять его на ноги, вернуть к жизни и, самое главное, к научной деятельности уже на наше благо. До этого момента ты не будешь участвовать ни в каких рейдах. Свои же личные эмоции и мотивы мести можешь засунуть себе глубоко в…, – голос произнёс неприличное слово.

– Да, я обязательно выхожу его, – ответил женский голос, и было явственно слышно, что женщина недавно плакала. – Я заслужу прощение нашей бригады. Простите меня пока лично.

– Господь прощает, – отвечал мужчина, – хватит сантиментов.

Раздались шаги. Мужчина, видимо, ушёл.

Кто-то подошёл к Любарскому, начал производить какие-то манипуляции. Запахло йодом, ещё чем-то лекарственным. Сознание у Любарского медленно прояснялось. Он начал осознавать виденное. Он лежал на постели в освещённом дневными лампами помещении с низким деревянным потолком. Над ним с выражением озабоченности и сочувствия на лице склонилась какая-то знакомая женщина. Любарский не сразу вспомнил, как её звали. Кажется, Оксана?..

– Привет, Оксана, – произнёс Любарский заплетающимся языком. Ему даже показалось, что он улыбнулся, хотя со стороны это выглядело как болезненная гримаса. Но он не чувствовал ни гнева, ни боли.

– Тебе сейчас пока нельзя разговаривать, – сказала Оксана.

– Скажи только: ты нашла тут то, что не смог или не захотел дать тебе я?

Оксана вздохнула. Помолчала минуту, видимо, решая, рассказывать или нет. Потом всё-таки решила.

– Да, я была счастлива короткое время. Но теперь осталось чувство мести, и ничего больше. Всё остальное во мне убито.

– Знаешь, я бы сейчас хотел, чтобы ты меня убила. Впереди нас ждёт худшее. Зачем жить?

– Всегда есть, зачем жить, – ответила Оксана.

– Ты вышла замуж? Дети есть?

Оксана вздрогнула, словно ей сделали больно. Так оно и было, судя по всему. Но ей захотелось высказаться.

– Да, я была замужем. Муж – афроамериканец, самый честный и смелый человек, которого я встречала в своей жизни. Да, у нас был сын.

– Почему была? Почему был? А сейчас?

– Я ходила в боевой рейд. Муж, раненый в предыдущем бою, оставался с сыном на одной из наших баз, когда по ней нанесли удар ваши. Муж, как и тысячи моих товарищей, погиб сразу. Сын умер через несколько недель. Лучевая болезнь. Ему было три с половиной года, он уже прекрасно осознавал всё, что происходит вокруг и с ним, – Оксана отвернулась, чтобы человек, предавший её любовь и предавший человечество, не видел её слёз.

Любарский пожалел, что пришёл в сознание. Ему хотелось снова провалиться в беспамятство. Но это уже было недоступно его желанию.

– Поспи лучше, – сказал Оксана, вкалывая ему какой-то препарат, – нельзя тебе пока волноваться. Опасность для тебя миновала.

…

Политическая жизнь у повстанцев была публичной. Заседание Совета у командора Франко транслировалось по спутниковому телевидению. Да, в городах, подчинённых Великому Предиктору, спутниковое телевидение, как и спутниковый интернет, было запрещено, причём именно по той причине, что им активно пользовались «варвары» и «мятежники». Государственные органы его, конечно, просматривали, но рядовых граждан всемирного государства за нарушение этого запрета ждало бессрочное тюремное заключение. Здесь же спутниковое телевидение было главным средством массовой информации, а из интернета повстанцев можно было свободно войти в сеть, контролировавшуюся Мировым правительством, но не наоборот.