Сергей Яковенко - Омут

Он был рядом! Он был прямо передо мной!

Я взглянул на лужу, которую даже болотцем назвать язык не поворачивается, и замер. Вода в ней дрожала, пульсировала, расходясь кругами от центра к берегам. И пульсация эта точно совпадала с теми звуками, которые я слышал. С движением воздуха, бьющим в лицо. Грязная лужа словно дышала смрадом, бесновалась, извивалась в ярости. Чем дольше я смотрел на это , тем твёрже крепла уверенность: оно , чем бы оно ни было, живое, и ему не нравится, что я ухожу.

Следующие несколько десятков метров подъёма я преодолел, будто на реактивной тяге. Уже у самой вершины склона снова поскользнулся и упал. Свет солнечных лучей, до этого скрываемых ветвистыми деревьями, сюда проникал без труда. Дурной запах практически не ощущался, и я позволил себе обернуться.

Ничего необычного, сверхъестественного или пугающего не обнаружил. Всего лишь стволы деревьев, между которыми проглядывалась зелень низины и чёрное пятно омута. Оно было похоже на огромный мёртвый зрачок, кишащий живой мерзостью. Ко мне подбежал Фил и, радостно виляя хвостом, принялся облизывать лицо.

Звонил мобильник.

– Коль, где тебя носит?

– Кум прибор свой вчера забыл, надо было забрать. Уже назад иду… – приходилось говорить сквозь сбившееся дыхание.

Маша перебила:

– Юлька заболела. Давай быстрее. Надо срочно домой ехать. Фил с тобой?

– Да, со мной. Чем заболела?

– Температура высокая ночью поднялась, её рвёт постоянно и вообще плохо. Отравилась, наверное. Утром хуже стало. Мама врача вызвала, ждут сейчас. Давай быстрее, я тебя прошу!

«Час от часу не легче», – подумал я и, прихватив металлоискатель, поспешил к дому Гены.

Отошёл на приличное расстояние от оврага, обернулся, прислушался. Ничего… Сделал попытку обмануть себя, убедить в том, что все необычные события, с которыми пришлось столкнуться на болоте, – не более чем плод воображения. А ещё можно было списать все страхи на похмелье.

Можно было, но не получалось. Я знал. Я был уверен, что всё было по-настоящему.

Перепрыгивая лужи на размытой полевой дороге, набрал номер матери. Это её Маша называла мамой, хотя, на самом деле, она была ей свекровью. Я надеялся разузнать подробности о Юльке, но ничего нового, кроме причитаний и оханья, не услышал. Оставалось надеяться, что всё не так плохо, как кажется.

Маша ждала на скамейке около калитки, нервно теребя в руках мобильник. Фил, завидев её, обрадовался и рванул вперёд.

– Ну, где тебя так долго носит? Нас Гена обещал в город отвезти на Лёшиной машине.

– Да неудобно как-то, – растерянно промямлил я, будучи искренне уверенным, что с дочерью всё будет хорошо, а волнения жены слишком преувеличены. – Он и так уже для нас много сделал. Ещё и тут напрягать… Как назад ему добираться?

– Да хрен ли тут добираться, ёлы-палы? – раздался из-за забора низкий голос Гены, калитка отворилась, и в проёме показалось его опухшее заспанное лицо. – К нам сюда каждые полчаса электрички ходят. Ты, Коля, это… самое… Хорош выёживаться, в общем. Я привык по человеческим понятиям жить. Принципы у меня, если хочешь… Сегодня я вам помог, завтра, может, вы мне чем подсобите. Земля круглая, ёлы-палы, жизнь длинная, а Бог един. Он всё видит… Так что это… Давай… Завтракаем и погнали.

Маша ничего не хотела слышать ни о каком завтраке и настояла на немедленном отъезде.

До города домчали за полтора часа. Всю дорогу Маша созванивалась с мамой, разузнавая мельчайшие подробности, и начинала паниковать каждый раз, когда пропадал сигнал сети и связь обрывалась. Фил чувствовал нервное напряжение хозяев и за время поездки не издал ни звука. Это было совсем на него не похоже.

Пока мы ехали, «скорая» увезла Юлю в больницу с подозрением на кишечную инфекцию, поэтому мы, не заезжая домой, отправились прямо туда. По приезде Гена поинтересовался, может ли чем-то ещё быть полезен. Мне очень не хотелось его задерживать. Этот простой, добрый, бескорыстный человек сделал для нас так много за последнее время… А я во всей этой суете даже не успел его толком поблагодарить. Или, хотя бы, обменяться номерами телефонов, чтобы отблагодарить позже. Успел разве что всучить деньги на такси до вокзала. И то, сунул не ему, а таксисту, потому что Гена брать деньги не стал. На том и распрощались.

С Филом в больницу не пустили. Пришлось просить маму погулять с ним на улице. Снова сидеть в машине он категорически отказывался.

В приёмном отделении стоял резкий запах медикаментов. Юле промывали желудок в процедурном кабинете.

– Боже, как я устала! – тихо причитала Маша, сидя на жёстком больничном топчане. – Вы меня с ума сведёте! Кстати, что там с Лёшкой случилось? Что у него с ногой?

– Довездеходился Лёшка. Поскользнулся, на ветку с наскока ногой напоролся. Пришлось срочно в больницу везти, иначе крови мог много потерять. Если бы не Гена…

– Боже… Что, так сильно напоролся?

Я рассказал ей обо всём, что случилось прошлым вечером. За исключением одной детали. Детали, которая занозой сидела в голове и не покидала её ни на минуту. Маша слушала, широко раскрыв глаза и прикрыв губы ладонью.

– А ты ему звонил?

– Пытался, но у него телефон промок. Хотел сегодня навестить, только теперь вот не знаю…

После того, как Юлька прошла все необходимые процедуры, её привели в общую палату и нам с Машей разрешили её навестить. Когда я увидел дочь, лежащую на огромной больничной кровати с провисшей панцирной сеткой, худую, бледную, с паутиной трубок от капельниц, тянущихся к маленьким ручонкам, в горле встал ком. Враз из головы вылетела вся потусторонняя ересь, которая не давала покоя последние несколько часов. Весь мир, все проблемы и потрясения в один миг сжались до ничтожно малых размеров, по сравнению с тем, что было в действительности важным. Юлька прошептала:

– Мама, папа… – и улыбнулась, отчего на сердце стало ещё тяжелее.

Чувство жалости к маленькому родному чадушку и осознание собственного бессилия разрывали изнутри. Я взял её пухленькую ладошку и приложил к своей щеке.

– Ой, папа, ты колючий, – чуть веселее прощебетала дочурка.

Врачи диагностировали сальмонеллёз, опасную кишечную инфекцию, и настоятельно рекомендовали оставаться на стационарном лечении в больнице как минимум неделю. Я весь день провёл с Юлькой, пока Маша ездила домой, чтобы собрать необходимые вещи и привести себя в порядок после поездки. Вечером она меня сменила и появилась возможность заскочить в травматологию, чтобы проведать кума.

Лёха встретил меня какой-то нервной улыбкой на встревоженном лице. На него это было совсем не похоже. В палате были ещё двое: старик без видимых повреждений и молодой парень с гипсом на правой руке. Первый увлечённо читал газету и, казалось, вовсе меня не замечал, второй лежал с закрытыми глазами в наушниках, из которых доносилась какая-то энергичная однообразная музыка.