Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

– Отдача от более мощного ускорителя довольно-таки суровая, – объясняет Юрий. – Жесткий костюм более устойчив. И он дает кое-какую защиту, если случится худшее.

– Ага, двадцать секунд вместо десяти, – говорит Вассос Палеолог. Дункан Маккензи поворачивается к нему.

– Ни один Маккензи еще не бежал от драки.

– Босс, он прав, – встревает Юрий. – Это не наша война. Асамоа никогда не были нашими союзниками.

– Но мы считали таковыми Воронцовых, – возражает Дункан Маккензи.

– Со всем уважением, – не уступает Юрий, – но мы сейчас однозначно уязвимы. ВТО выводит из строя электростанции во всей восточной четверти Луны. Хэдли не выдержит удара с орбиты. Даже если атака будет направлена на зеркальный массив, это гарантированно выведет нас из бизнеса. Я могу показать вам симуляции.

– Напечатайте пятьдесят штук, – приказывает Дункан Маккензи по общему каналу связи. – Наймите всех Джо Лунников – бывших военных. И мне понадобятся жесткие скафандры. Только без такого дерьма. – Он пальцем в перчатке указывает на клыки, языки пламени и черепа на костюме стрелявшей. – Нужно что-то, что покажет любому, кто мы такие и за что стоим.

Он поворачивается и идет обратно по коридору между сверкающими зеркалами в темный провал шлюза. Над ним как десять тысяч солнц полыхает вершина Хэдли.

– Торт, – говорит Лукасинью Корта, – идеальный подарок для человека, у которого есть все.

Коэльинью [27] Зайчик ( порт. ). в часе езды от Лаббока, мчится по пологому склону северо-западной стены Мессье-Е. Луна придумала роверу имя. Она настояла на том, что у роверов должны быть имена. Чтобы километры бежали быстрей, Лукасинью с нею спорил, твердя, что имена – это глупость. Машины – они и есть машины. «У фамильяров есть имена», – возразила Луна. И ровер остался Коэльинью. Тогда Лукасинью предложил петь песни, известные обоим, а потом попытался вспомнить сказку на ночь, которую ему рассказывала мадринья Флавия, но выяснилось, что Луна помнит ее лучше. Они стали играть в загадки, но и тут Луна его обставила. Теперь Лукасинью произносит речь о тортах.

– Все просто. Если тебе что-то нужно и углерода хватает, ты это печатаешь. В вещах на самом-то деле нет ничего необычного. Зачем дарить кому-то вещь, которую он может напечатать сам? Единственная особенность подарков в том, какие мысли ты в них вкладываешь. Настоящий подарок – это идея, сокрытая в предмете. Чтобы стать необычным, предмет должен быть редким, дорогим или содержать многое, что ты в него вложил. Пай однажды подарил бабушке Адриане немного кофе, потому что она его не пила пятьдесят лет. Он редкий и дорогой, получается два из трех… Редкий и дорогой… но все равно он не настолько хорош, как торт.

Чтобы сделать торт, надо взять сырые, ненапечатанные материалы вроде птичьих яиц, масла и пшеничной муки и вложить в приготовление свое время и душу. Каждый торт надо планировать – будет ли это бисквит или кило-торт, слойка или множество кексиков, что-то личное или что-то для праздника? Апельсиновый, с бергамотом, с чаем или даже кофе; с глазурью или безе? В коробке или перевязанный ленточками, доставленный ботом по воздуху, с сюрпризом посередке, светящийся или поющий? Надо ли тебе быть серьезным или шутливым, что следует учесть – аллергии, непереносимость, культурные или религиозные особенности? Кто еще будет рядом, когда его разрежут? Кто получит кусочек, а кто – нет? И стоит ли им вообще делиться, или он личный, страстный торт?

Торт – дело тонкое. Всего один капкейк в правильном месте, в правильное время может сказать: «Прямо сейчас в целой вселенной есть только ты, и тебе я дарю этот момент сладости, текстуры, аромата, ощущений». Но бывают времена, для которых годится только что-то огромное и дурацкое, такое, чтобы я мог выскочить из середины при полном параде, что-то с глазированными бабочками и птицами, с маленькими ботами, распевающими песни из «мыльных опер», – и это исцеляет сердца и оканчивает свары.

У тортов есть язык. Лимонные брызги говорят: «Мне кисло от этих отношений». Апельсин заявляет то же самое, но надежда еще не потеряна. Кило-торт говорит, что все в мире идет как надо, все хорошо и баланс не нарушен, Четыре Базиса в гармонии друг с другом. Ваниль говорит: «Осторожно, скука»; лаванда надеется или сожалеет. Иногда и то и другое. Засахаренные розовые лепестки намекают: «Сдается мне, ты плутуешь», а вот розовая глазурь предлагает: «Давай заключим контракт здесь и сейчас». Синие фрукты для грустных дней, когда накатывает настоящий вакуум и тебе нужны друзья или просто чье-то доброжелательно настроенное тело. Красные и розовые фрукты – это секс. Все об этом знают. Взбитые сливки нельзя есть в одиночку. Таковы правила. Корица – ожидание, имбирь – воспоминание, гвоздика же означает боль, настоящую или душевную. Розмарин – сожаление, базилик – уверенность в своей правоте. «Ну вот, я же говорил» – это базилик. Мята символизирует ужас. Мятный торт – плохой торт. С кофе все серьезнее некуда, и он говорит: «Чтобы тебя осчастливить, я бы передвинул Землю в небесах».

Это если говорить о тортах в социальном смысле. Но есть еще научная сторона. Ты знала, что торты на Луне вкуснее? Отправившись на Землю и попробовав торт, ты разочаруешься. Он покажется тебе плоским, тяжелым и плотным. Это связано с размером пор и структурой мякиша, а структура мякиша на Луне куда лучше. Каждый торт, который ты делаешь, связан с тремя науками: химией, физикой и архитектурой. Физика – это тепло, газовое расширение и сила тяжести. Физика отвечает за те составляющие торта, что должны подняться, превозмогая гравитацию. Чем она меньше, тем выше они поднимаются. Ты можешь подумать, что если при низкой силе тяжести структура мякиша получается лучше, не будет ли торт, изготовленный в невесомости, совершенным? Вообще-то нет. Он расширится во все стороны, и в итоге у тебя получится большой шар из пузырящейся смеси для торта. Когда ты соберешься его печь, будет очень трудно сделать так, чтобы тепло добралось до сердцевины. Она останется сырой.

Дальше идет химия. У нас есть Четыре Базиса, и у торта или кекса они тоже имеются. Для нас это воздух, вода, данные и углерод. Для кекса – мука, сахар, масло, яйца или какая-нибудь другая жидкость. Берем два-пятьдесят граммов муки, два-пятьдесят граммов сахара, два-пятьдесят граммов масла, два-пятьдесят граммов яиц – то есть примерно пять штук. Вот это и есть базовый кило-кекс. Сахар и масло надо смешать, чтобы получился крем. Я это делаю рукой. Вкладываю часть себя. Пузырьки воздуха, заключенные в жире, создают пену. Теперь добавляем яйца и взбиваем. В яйцах есть белки, которые обволакивают пузырьки воздуха и не дают им взрываться и схлопываться при нагреве. Потом медленно добавляем муку. Действовать надо неспешно, потому что, если всыпать муку слишком быстро, растянешь клейковину.