Йен Макдональд - Волчья Луна [litres]

«У Луны осталось 3 % воздуха».

– Заткнись нахрен, Цзиньцзи! – рычит Лукасинью. Он выхватывает рулон изоленты из кармана, отрывает кончик, обворачивает ею коленный сустав. От его пальцев летит пыль: предательская, абразивная лунная пыль. Он обматывает сочленение, пока лента не заканчивается. – Сколько у нее осталось, Цзиньцзи?

«Я думал, ты велел мне заткнуться нахрен», – говорит фамильяр.

– Ответь, а потом заткнись нахрен.

«Внутреннее давление стабилизировалось. Однако Луне не хватит кислорода, чтобы достичь Жуан-ди-Деуса».

– Покажи мне, как передать ей кислород, – кричит Лукасинью.

По всему скафандру Луны – графические обозначения.

– Ты в порядке? – спрашивает Лукасинью, подключая шланг питания из своего ранца к ранцу Луны. – Скажи что-нибудь.

Тишина.

– Луна?

– Лукасинью, ты можешь взять меня за руку? – Голос тихий и испуганный, но это голос Луны, и дышит она полной грудью.

– Конечно. – Он вкладывает руку в перчатке в латную рукавицу жесткого скафандра. – Цзиньцзи, ей хватит?

«Лукасинью, у меня плохие новости. Вам двоим не хватит кислорода, чтобы добраться до Жуан-ди-Деуса».

– Можешь идти, Луна? – Жесткий скафандр слегка вздрагивает. – Ты опять кивнула?

– Ага.

– Тогда пойдем. Это недалеко.

Взявшись за руки, они идут по черному стеклу, ступая по звездам.

«Ты слышал, что я сказал, Лукасинью?»

– Я слышал, что ты сказал, – говорит Лукасинью. У жесткого скафандра шаг на полметра длиннее, чем у него. Он наполовину бежит по стеклянным землям. Мышцы ноют; в ногах не осталось силы. Он больше всего на свете хочет лечь на черное стекло и укрыться звездами с головой. – Мы идем, потому что должны идти. Какие у меня варианты?

«У тебя нет вариантов, Лукасинью. Я все просчитал: у тебя закончится кислород как минимум за десять минут до шлюза».

– Уменьши мой дыхательный рефлекс.

«Я это учел».

– Так действуй.

«Уже все сделал две минуты назад. Ты мог бы перекачать обратно немного кислорода Луны…»

– Ни в коем случае. – Слова уже оседают свинцом в легких. Каждый шаг вызывает жгучую боль. – Не говори Луне.

«Не скажу».

– Она должна идти вперед. Она должна попасть в Жуан-ди-Деус. Ты должен это сделать для меня.

«Ее фамильяр готовит скрипт для этого».

– Нам не дано предугадать… – говорит Лукасинью Корта. – Вдруг что-то случится.

«Заверяю тебя, не случится. Я действительно не в состоянии понять этот оптимизм перед лицом безусловных, однозначных фактов. И я обязан посоветовать тебе не тратить те буквальные крохи воздуха на споры со мной».

– Да и чей это воздух? – говорит Лукасинью.

«Ты умрешь, Лукасинью Корта».

Уверенность в том, что именно так все и случится, настигает его, парирует все отговорки и отрицания и погружает свое лезвие прямо в сердце. Вот где умрет Лукасинью Алвес Мано ди Ферро Арена ди Корта. Прямо в этом слишком маленьком, залатанном и грязном пов-скафе. Маккензи не смогли его убить, боты не смогли его убить. Леди Луна приберегла его для своей самой интимной смерти: поцелуя, который высасывает из легких остатки воздуха. Этот красно-золотой скафандр, эти звезды и стекло, полное их отражений, этот голубой полумесяц Земли, эти слишком маленькие перчатки – вот его последние ощущения, последнее, что он видит; шипение дыхательной маски и далекий грохот сердцебиения – последнее, что он слышит.

И все не так уж плохо теперь, когда конец близок и неизбежен. Так было всегда. Таков урок Мадонны Тысячи Смертей. Важно лишь то, как он встретит свою судьбу – не свернет с пути, пойдет прямо по собственной воле, с достоинством. Его легкие измучены. Воздуха не хватает. Надо идти. Ноги словно каменные. Он не может ставить одну впереди другой. Все показатели на дисплее шлема красные. Поле зрения сужается. Он видит шлем Луны, свою руку в ее руке. Круг делается все теснее. Он не может дышать. Надо выбраться. В смерти нет достоинства. Он вырывается из хватки Луны, сражается с собственным шлемом и костюмом, пытаясь выбраться из них. Его мозг полыхает. Красный цвет сменяется белым. Его уши заполняет всепоглощающий вой. Он не видит, не слышит, не может дышать. Не может жить. Лукасинью Корта падает в белые объятия Леди Луны.

Семья пронесла Кайо в подобии носилок – кухонный стол, прикрученный тканевой клейкой лентой к двум бамбуковым шестам – вверх на восемь этажей. Как Папу Римского. Как инвалида к целебному источнику. Они помогли ему дойти до бассейна с гидромассажем, устроенного на крыше, и усадили на краешке, ногами в воду. Потом ушли, оставив Кайо и Алексию вдвоем.

В ее распоряжении были треножник, экран и мороженое. Кешью. Нелюбимый вкус Алексии, но надо брать то, что можно взять, и, как ни крути, главным был Кайо. Она сидела рядом с братом, опустив ноги в холодный, пузырящийся бассейн, и они кормили друг друга с ложечки мороженым со вкусом кешью. Алексия высасывала кусочки орехов, застрявшие в зубах. Потом взошла луна, озарив море серебром, и Алексия перенесла ее с неба на свой экран.

– Темные части называются морями, а яркие – возвышенностями, – сказала она, увеличивая Море Спокойствия. За считаные дни Алексия стала в башне экспертом по Луне. – Это потому, что люди считали, что там есть вода. На самом деле они просто из другого камня – такого, который бывает в вулканах, и он действительно когда-то тек, словно вода, так что «море», видимо, правильное слово. Это Море Спокойствия. Вот тут у нас Море Изобилия, Море Нектара, Море Ясности и Море Дождей. Есть даже океан, он на западе Луны… – Она окинула взглядом картинку – увеличение было довольно впечатляющим для бюджетной модели. – Океан Бурь.

– Но на Луне не бывает бурь, – возразил Кайо.

– На Луне вообще нет погодных явлений, – уточнила Алексия.

– А можно теперь посмотреть на большой член?

– Еще чего.

Главный Хрен был легендарной достопримечательностью: стокилометровой длины член с яйцами, который в Море Дождей шинами роверов выдавили скучающие рабочие-поверхностники. От времени и промышленного воздействия картинка поблекла, но все равно оставалась определяющим символом человеческой деятельности на Луне.

– Я хочу показать тебе Лунного зайца.

Алексия уменьшила масштаб, чтобы на экране поместилась Луна целиком. Она обрисовала «уши» – Море Нектара и Море Изобилия, «голову» – Море Спокойствия; обозначила очертания огромного Лунного зайца.

– Не очень-то похоже, – сказал Кайо.

– Ну, ты понимаешь, люди вечно видят чьи-то лица там, где их нет. В Китае верили, что Нефритовый заяц украл формулу бессмертия и унес на Луну, где сидит и толчет в ступке нужные травы. – Она нарисовала «пестик», обведя Море Облаков. Согнула пальцы и перевернула картинку на экране вверх ногами. – А норте кажется, что это лицо – Человек-на-Луне. Видишь?