Сергей Чекмаев - Социум [антология]

А вот Римме Голиковой — повезло. Это было невероятно, невозможно, немыслимо, но ее спасли от крабоножки, подлечили и несли через джунгли на носилках несомненно разумные, хотя и дикие, люди. Теория об общих для всей Вселенной законах развития жизни получила не просто весомое, а стопроцентное подтверждение. На Деметре развивалась своя цивилизация. Причем цивилизация гоминидов!

«Контакт!» — вспыхнуло в голове Риммы. Ее затрясло, мир взорвался множеством радужных осколков, закружился и погас…

— Господин капитан-лейтенант, как вы объясните, что прогулочный глайдер с лейтенантом Голиковой оказался за Снеговым хребтом? — Морозов внимательно посмотрел на Сафронова. — И почему ваша невеста была в нем одна, без вас?

Сафронов машинально потер подбородок, хрустнул пальцами, встал и подошел к окну. С тридцать второго этажа гостиничного комплекса «Эдельвейс» открывался завораживающий вид на вечернюю Солнечную Ривьеру — серебряные пляжи, пирсы с гидропланами, глиссерами и прогулочными батискафами; яхты белоснежными крыльями парусов расчерчивали лазурную гладь залива, а в небе парили разноцветные дельтапланы и антроптеры. Серебристый глайдер, подобный тому, что они с Риммой арендовали двое суток назад, пронесся над «Эдельвейсом» и канул в пушистых облаках на севере.

— Вы затрудняетесь с ответом? — поинтересовался Морозов. — Может быть, вызвать врача?

Сафронов резко повернулся к главе спасательной службы.

— Зачем?

— Вы нервничаете. Находитесь на грани срыва, — Морозов старался быть убедительным. — Я понимаю ваше состояние, но и вы поймите — счет идет на часы. Скоро закат. Быть может, что-то, сказанное вами сейчас, поможет нам найти иной алгоритм поиска.

Вновь потерев подбородок, Сафронов в упор посмотрел на Морозова.

— Это я виноват, — громче, чем надо, сказал он. — Римма… лейтенант Голикова — она из-за меня… В общем, мы поспорили.

— О чем? — Морщинистое лицо Морозова стало предельно серьезным. — Это была ссора?

— Ссора? — переспросил космолетчик. — Нет, что вы. Мы с Римкой никогда… Мы просто поспорили, у кого лучше навыки тактического пилотирования в атмосфере планет земного типа. Ну и… — на мгновение Сафронов замолчал, как будто подбирая слова, но быстро собрался и продолжил: — …арендовали глайдер, чтобы… Скучно же! Понимаете, это была как бы игра. Ну, как в постели — кто сверху!

— «Царь горы», — пробормотал Морозов.

— Что? А, «царь горы». Да. Похоже. В общем, мы весь день летали вдоль побережья, выделывали всякие штуки… Нет, не здесь, на севере. В диких скалах, над бухтами. Где никого нет.

— И никто не проиграл?

— Даже хуже, — вздохнул Сафронов и сел на аккуратно застеленную двуспальную кровать. — Римка «срезала розочку» на Рогатой скале — ну, знаете, это там…

Сафронов махнул рукой, Морозов кивнул — знаю, мол, и жестом попросил космолетчика продолжать.

— В общем, она пролетела над вершиной, с первого раза вскользь коснувшись ее днищем. А я не смог. И тогда… Перевал, понимаете? Высоко, далеко. Но двоих глайдер не потянет. Точнее, потянет, но не хватит топлива вернуться. Поэтому я слетал один. Вспорошил снежок на гребне.

— То есть вы хотите сказать, — медленно и четко произнес Морозов, — что летали на туристическом глайдере, не оборудованном системами жизнеобеспечения, на Снеговой хребет с целью пройти на минимальной высоте над перевалом Косанга, я вас правильно понял? А затем лейтенант Голикова повторила ваш… эксперимент, но, скорее всего, зацепилась днищем или хвостовым оперением глайдера и потерпела катастрофу?

— Да, — тихо и обреченно выдохнул Сафронов. — Все так и было.

— Высота скальной стены за перевалом около двух километров, — Морозов нахмурился. — Внизу — сплошные джунгли. Передатчик вышел из строя в двух десятках километров от перевала — получается, что глайдер по инерции пролетел это расстояние и упал. Мы искали ее дальше на запад. А она могла катапультироваться в пилотской капсуле намного раньше.

— Я… — вскинулся Сафронов. — Я же не знал!

Морозов встал, сделал шаг к двери, но вдруг замер.

— Каплей, я сегодня же подам рапорт на вас. На вас и вашу… на лейтенанта Голикову. О грубейшем нарушении правил эксплуатации летательных аппаратов в курортной зоне.

— Как хотите… — убито махнул рукой космолетчик. — Только найдите ее!

— Дурак! Мальчишка! — неожиданно для себя самого взорвался Морозов. — Если бы ты повел себя, как мужик, как офицер, если бы не было вашего идиотского спора, никого не нужно было бы искать! Ты понимаешь это или нет?! Нашлись мне тут космические боги! Асы пилотажа, герои Дальнего Космоса, мать вас дери!

— Я себе никогда не прощу, если… — Сафронов не договорил, отвернулся.

— Как будто ей это поможет, — буркнул Морозов и вышел из номера.

Видимо, дикари решили устроить привал. Сплетенные из веток и лиан носилки стояли на траве под раскидистой пальмой-трехгранником. Спасители Риммы расположились поодаль, что-то ели, переговаривались, но слов было не разобрать. То и дело один из дикарей, рослый, кряжистый мужчина, указывал на пленницу и что-то начинал возбужденно говорить, но маленькая смуглая женщина с неприятно отвисшими грудями всякий раз обрывала его, и рослый возвращался к трапезе.

Римма несколько раз попыталась освободиться, сесть, привлечь к себе внимание, но путы были прочными, словно их сделали не из волокон травы, а из сверхпрочного кевларопластика.

В довершение ко всему эйфория прошла и начала возвращаться боль. Пока она тлела в ноге, как уголек, но Римма чувствовала — вскоре там вспыхнет настоящее пламя.

Смуглая дикарка куда-то отошла, и Рослый не замедлил этим воспользоваться. Вскочив, он подобрал среди синих папоротников кривую палку и заковылял к Римме, странно переваливаясь на ходу и расставив для равновесия руки. Прочие дикари тоже поднялись со своих мест и переместились поближе.

Постояв возле Риммы, рослый дикарь внезапно ткнул ее палкой в живот. Остальные внимательно и с любопытством наблюдали. Было не больно, но неприятно. Римма лежала, не двигаясь, и из-под полуприкрытых век смотрела на «братьев по разуму».

Дикарь снова ткнул палкой, что-то промычал и неожиданно ударил Римму по больной ноге. Острая боль пронзила девушку, она дернулась, застонала, насколько позволял кляп, из глаз брызнули слезы. Дикари засмеялись, возбужденно залопотали, переглядываясь. Рослый неприятно оскалился и опять ударил. Боль навалилась на Римму, заставляя ее корчиться и извиваться. Дикари захохотали, многие похватали ветки, сучья, куски лиан, и на Римму обрушился град ударов.

Она уже не стонала — выла от боли, тщетно пытаясь освободить связанные руки.