Сергей Чекмаев - Социум [антология]

— Я просто закрыл глаза. И внимательно слушаю.

— Повтори, что последнее я сказала?

— «Ты что, спишь, что ли?»

— До этого!

— О том, что наш ребенок с десяти лет будет окучивать рисовые поля и сжигать трупы. Вариант не очень, как на мой взгляд.

— Ну да. Ладно.

— Я так понял, с нашим видом инкубация вообще не вариант?

— Ну вроде того, слишком высокие риски и последствия.

— Ок, убедила. Продолжайте лекцию, госпожа будущая мама.

— Приматы. Варианты шимпы и аха-ха…

— Чего хохочешь?

— Гиб-гиб-гиб. Это даже звучит смешно — гиббон-гибриды.

— Не-не-не, кус раббак, эту мохнатую мразь. Вон их сколько наплодилось, отстреливать не успеваем. Кус раббак, на кой вообще их за разумный вид держат?

— Ну, время такое, зеленые отстояли их права. Ну и, в конце концов, они не встают после смерти.

— Лишний раз доказывает, что это ущербный вид, способный только плодиться. Этот вариант полностью исключается.

— Вот и ладно. Я и сама не хотела, мне тоже не нравится идея того, что мою лялечку будет вынашивать какая-то говорящая мартышка с дурными манерами.

— Следующая остановка. Что ты там говорила? Что там за скрофы?

— Только не обижайся!

— Не понимаю тебя.

— Мне они очень нравятся, такие милые хрюшки, но они ни халяльными, ни кошерными не будут считаться.

— Кус раббак, ты решила, что я джуда?

— Ну, я думала, «кус раббак» и все такое.

— А, кус раббак, кус има шельха. Я этого от Кали понахватался. Она постоянно ругается.

— Это которая ходит к тебе по понедельникам спинку подлечить?

— Которая по понедельникам. Ты ей, кстати, очень нравишься.

— Не начинай.

— Не начинал, говорю как есть.

— Хрюшка, вариант просто отличный, на самом деле. Шанс успешного вынашивания больше шестидесяти процентов. Хрюшку подключают к витографу, оплодотворяют и в режиме реального времени мониторят ее состояние и состояние плода. Хрюшка в это время живет с родителями-донорами. То есть она может жить у меня. В случае сбоя — бесплатный экстренный вызов бригады рефьюзеров и устранение проблемы.

— Рефьюзеры?

— Ну, кэдэзэшники по-старому. Сейчас просто стараются не использовать этот термин в натальных системах, чтобы не возникало неприятных ассоциаций и не спугнуть клиентов.

— Реклама только хорошее рассказывает. Да?

— Да, и еще они предоставляют дубль-скрофу, если первый раз вышло неудачно. Что с тобой?

— Так, воспоминания.

— О чем?

— О запахе. Словно вновь там очутился. Ты ведь не знаешь, кто такие «кэдэзэшники»?

— Ну, как бы уборщики ну этих, после смерти.

— Это от КДЗ. Кремация. Декарбонизация. Захоронение. То, что просрала пфицерская мразь, и то, чем пришлось заниматься тем, кто остался. Чтобы и праха не осталось от тех, кто мертв. Чтобы не возвращались.

— Прости меня. Я не хотела тебя расстраивать.

— Да не твоя это вина. Пусть теперь будут рефьюзеры. Чтобы не вызывать неприятных ассоциаций. Что последнее?

— Афалины. Но это очень дорого. Плюс нужно иметь жилье около моря или снимать апартаменты в их санатории на период вынашивания. Но у них все по высшему разряду. Любую понравившуюся афалину на выбор, генетическая корректировка плода, аквааэробика, сертификат полноценного человека со всеми юридическими гарантиями.

— И откуда мы возьмем денег на это?

— Ниоткуда. Тут при всех раскладах, даже если я уговорю бабушку, пообещав ей синеглазую внучку и курчавого внука, то нам не хватит даже на первый взнос.

— Все ясно. Скрофы, да?

— Да, у них вполне демократичный вариант, бабуля согласится. К этому годовой взнос моих яйцеклеток. Точнее десять, с одиннадцатой и двенадцатой уже идет оплодотворение. С тебя потребуется только годовое донорство семени.

— Годовое? Лех меня кибенимат.

— Ну тоже раз в месяц. Ну что тебе? Жалко ради меня? Я даже готова отказаться от секса на этот период в таком случае.

— Сама будешь таскать в таком случае. Не хватало того, чтобы я ходил каждый месяц сцеживать для свиноматки.

— Не говори так.

— Как так?

— Так грубо. «Свиноматка». Скрофа. Ведь некрасиво будет звучать, что твоего ребеночка вынашивала какая-то свиноматка.

— Кус раббак, неужели я на это согласился?

— Что это такое?

— Тихо-тихо-тихо. Все в порядке.

— Убери это от меня! Немедленно!

— Да-да-да. Сейчас накрою. Все в порядке. Все в порядке. Без паники.

— Ты… ты убил ее?

— Не-не-не. Расслабься. Все хорошо. Прости меня, я дурак. Понятия не имел, как это на самом деле выглядит.

— У нее же мозги наружу торчат.

— С ней все в порядке. Ничего страшного не случилось. Это просто гиноид.

— Кус има шельха, мне это ничего не говорит!

— Ну, э-э-э, биологический робот, так понятнее?

— Кус-са, андроид какой-то?

— Ну-у, д-да. Вроде того, но только гиноид.

— Кошмар какой-то. Если бы ты это видел.

— Давай я лед приложу. Прости меня, василек, прости. Сильно ударилась?

— Нормально ударилась, в самый, кус-са, раз. Пластырь есть?

— Да-да, конечно, сейчас достану. Тройной анальгетик или быстрый?

— Оба давай.

— Секундочку.

— Ее с кровати убрать можно?

— М-м-м, боюсь, что нет. Можем повредить.

— Как, объясни мне, как это с тобой случается?

— Хах. Ты не поверишь. Это совершенно сумасшедшая история.

— Уж постарайся.

— Помнишь девчонку на прошлой неделе?

— Это она?

— В том-то и дело, что нет. Так, давай аккуратненько наклеим пластырь, и я тебе все-все-все расскажу. Это просто бомба!

— А-а-а-ах, наклей еще один.

— Хорош, и так два. Печень-то пожалей. В общем, поднялся с бара, принимаю душ — настойчивый панический стук в дверь. Открываю — стоит она. Спрашиваю: чего нужно? Голос, тембр другой — а история та же самая. «Помогите, спасите, хотя бы на одну ночь приютите». А я в одном полотенце. Падает на колени и умоляет ее не выгонять. Ну я: ну ладно, садись на кровать.

— Какое благородство.

— Не вредничай.

— Ага, куда ж ты ее среди ночи погонишь?

— Угу, вредная. А я стою и думаю, чего с ней делать? Ведь это не просто совпадение. Она практически дубль той, что была на прошлой неделе. А у людей так не бывает. В общем, замкнул я ее — у нее череп и раскрылся.

— Чего-то, милый, ты недоговариваешь.

— Э-э-э. Как бы это сказать.

— Да говори, как есть.

— Ну-у, э-э-э… Полотенце. Упало.

— Ага, дальше что?

— Дальше она прикоснулась к моему члену.

— Дальше что?

— Ну я живой человек! Член, разумеется, отреагировал.

— Член отреагировал?

— Да, член отреагировал.

— А ты как отреагировал?

— Я испугался. И шарахнул ее током.

— И когда же ты ее шарахнул?

— Когда она взяла член в рот.

— Ну наконец-то. Какой честный мальчик. Кто б не испугался-то? Я вон тоже сознание потеряла, когда увидела. А ты мой бедненький, благо что слепой. А то так сунул бы хер, да увидел бы, как у недоношенного гиброида глаза из орбит вылезли, и мозги набекрень выскочили. Я бы на твоем месте со страху точно померла бы.