Сергей Чекмаев - Социум (сборник) [Нужна правка!]

«Топ-топ-топ! По широкой лестнице бежит карапуз лет пяти. Внизу его ждет мама, раскинув руки. Внизу ждут море и сладкая вата! Ступеньки низкие, но их много, поэтому во рту уже поселилась запыхалка, и щеки горят, но Вадик смеется и продолжает бежать…»

– Видели? Видели, да? – Отец поворачивается к нам с мамой и тычет в телевизор. – Совсем охренели!

На экране появляется молоденькая журналистка – почему-то они все такие в криминальных новостях, для контраста, не иначе – и рассказывает о том, как в руках полиции оказалось несколько записей детских воспоминаний. Даже меня передергивает, несмотря на имидж краба-пофигиста.

– …Судя по количеству найденных записей, было убито более десяти детей. Все в возрасте от четырех до семи лет.

– Это логично, – перехватывает нить разговора следователь. – Самые яркие детские впечатления формируются именно в этом возрасте.

– Живодеры, с-с-суки, – шипит отец. С работы он пришел уже навеселе, но успел еще добавить перед ужином. Так что теперь готов уличать весь мир в страшных злодеяниях. Не только меня. – А я ведь говорил… Говорил, что сначала лицензию на убийство животных одобрят, а там и до людей недалеко.

– Уймись, – привычно бормочет мама. – Никто не собирается трогать людей. Видишь – преступников поймали и судят. Сам слышал, что они работали на черном рынке. Кто из нормальных людей будет покупать там записи?

– Кто из нормальных людей вообще покупает эти записи?! А главное – кто запихивает их себе в голову? – Папу сегодня не унять, да. Предвкушаю теплый вечер с взаимными оскорблениями, битой посудой и хлопнувшими дверями. Морально готовлюсь, так сказать. – Эмоции мертвых животных, чтоб…

Пока отец подбирает ругательство из своего богатого арсенала, я пытаюсь убраться в комнату. Бочком-бочком. Будто краб. Меня здесь нет. Разбирайтесь сами, а я в домике. Интересно, у крабов есть домики?

Потом я сижу с планшетом, забившись в нишу между диваном и шкафом, и читаю описания воспоминаний. В Сети десятки сайтов, которые ими торгуют, но здесь самые классные тексты. «Как здорово бежать по зеленому лугу…», «Хочешь поиграть с солнечным зайчиком?», «Самая вкусная колбаса в мире после головокружительного прыжка за ней!». Тут я смеюсь.

Импланты воспоминаний стоят очень дорого, поэтому мне не светят. Родители вечно собачатся из-за денег, их то не хватает, то нет совсем. И рассуждать я могу лишь теоретически. Говорят, что картинки очень яркие. Говорят, что их можно прокручивать по несколько раз. Говорят, что это незабываемо и очень приятно.

Правда, есть и другие мнения. Чтобы получить воспоминание, животное убивают, быстро извлекают мозг и присоединяют к специальному устройству. Зоозащитникам такое страшно не нравится. Они все время протестуют, хотят, чтобы этот бизнес запретили, кричат об убийствах… С другой стороны, кур и коров тоже убивают для еды. И почему-то никто особо не возмущается. Да, те, кто победнее, едят соевые суррогаты, но животный белок до сих пор высоко ценится. Раньше домашних животных разводили только на мясо, а теперь поняли, что их можно использовать в качестве пищи для ума. И специально выращивают, чтобы получить их воспоминания, не обремененные рефлексией. Получить чистую концентрированную эмоцию, которую люди давно уже разучились испытывать.

Хороший этический вопрос, в самом деле. Я верчу его в голове так и эдак, пытаясь сообразить, получится ли из него годный пост? Люди в интернете любят обсасывать подобные темы. Я быстро записываю несколько тезисов – в текстовом виде они получаются дурацкие, но для наброса сойдет – и выкладываю запись в Сеть.

Через несколько часов индекс цитируемости моего блога взлетает, а на счету скапливается целых тридцать шесть кредитов. Сумма смешная – ее хватит разве что для того, чтобы купить билет на метро – но я все равно горда. Хотя в комментариях меня обижают. Каждый второй спрашивает: «А сама-то пробовала эти воспоминания?»

И я вынуждена писать: «Нет». Нет. Нет.

Тогда читатели уходят. Им не нужны умозрительные рассуждения. Им нужен личный опыт. О котором я совсем не умею рассказывать.

«Топ-топ… топ-топ. По лестнице поднимается кто-то тяжелый. Я слушаю его шаги, приложив ухо к входной двери. Мне одновременно хочется убежать – и страшно это сделать, потому что тогда я не буду слышать, что он приближается. Топ-топ-топ.

В замке скребется ключ. Я отползаю в сторону, но встать не могу. Ноги от страха, как ватные. Сижу прямо на коврике в прихожей. Смотрю, как загипнотизированная, на поворачивающуюся дверную ручку. Мне шесть лет. И пять с половиной месяцев. Я недавно научилась считать и теперь считаю дни, зачеркивая палочки на обоях. В незаметном месте. Над плинтусом за маминой тумбочкой.

Дверь распахивается настежь.

– Охренела тут сидеть? – орет большой страшный человек. Отец. От него мерзко пахнет. Блевотиной, спиртом и холодом. – Че уставилась?

Он замахивается и бьет меня в лицо сапогом с эмблемой в виде краба на подош…»

Я просыпаюсь, дрожа от страха. Кошмар. Мне снился кошмар. Но я ничего не помню. Ладонь под подушкой затекла. Я вытаскиваю ее наружу и, держа руку перед собой, пытаюсь сжимать и разжимать пальцы. Сердце колотится, как пойманная стрекоза в кулаке.

Что мне снилось?

«Шторм, – утверждает внутренний краб. – Наверняка это был шторм. Но мы вовремя отползли боком».

Я улыбаюсь и пытаюсь заснуть снова, сунув под щеку кулак. Часа через полтора это даже удается.

Наутро мне плохо. В голове туман, из рук все валится. Еще дергается глаз. Я смотрюсь в блестящий бок электрочайника и пытаюсь усилием воли заставить веки не двигаться. Но глаз живет своей жизнью.

В кухню заходит отец. Когда он с шумом двигает к себе табурет, я вскрикиваю и отскакиваю в сторону. Не могу понять, почему. Ведь он совсем не страшный. В помятой футболке, небритый, опухший после сна, такой привычный. И даже не ругает меня сильно.

– Истеричка, да? – вполне дружелюбно интересуется он. – Чего это ты?

Действительно. Чего это я.

Мама стоит в дверях и перебирает в руках подол платья. Она волнуется. Мама всегда волнуется за меня.

Топ. Топ-топ. Тук. Тук-тук.

По аллее парка идет старик с палкой. Он движется медленно, неровно и издали напоминает ворону с подбитым крылом. На скамейке сидит женщина и следит за ним. В руках у нее планшет с лентой новостей, но по времени записей видно – страница не обновлялась уже дольше часа. Женщина настороженно провожает старика взглядом. Нет, не тот.

На шее у нее бьется маленькая венка, а натянутые, перекрученные жилы дрожат от напряжения. Женщина устала ждать и бояться. Поэтому, когда рядом с ней опускается молодой человек в мешковатой серой куртке и бормочет: «Это вы по поводу котиков?», она с облегчением выдыхает. Отвечает, как учили: «Животными не интересуюсь».