Сергей Чекмаев - Социум (сборник) [Нужна правка!]

– Чего приуныл, малыш? – спросил Фрэнк, надежно пристегивая сына к детскому креслу. – Сегодня у тебя карт-бланш по случаю летних каникул. После школы выберешь любую игрушку, какую захочешь.

– Я хочу медведя, – буркнул Эрик.

– Хорошо, – сказал Фрэнк, – выберешь медведя. Какого захочешь, лишь бы он поместился в машину.

– Я хочу моего медведя, – тихо сказал Эрик, потянув к себе измазанного шоколадом зверя. – Я его уже выбрал.

Фрэнк вздохнул и взглянул на часы. Времени оставалось немного. Но все же он присел на корточки и ласково потрепал вихрастую голову сына. Восемь лет – критический возраст. В отсутствие гражданской ответственности ребенком управляют эмоции. Мальчишке надо бы уделять больше времени, но время – единственный дефицит в мире инспектора Вествуда.

– Сынок, – сказал Фрэнк, – этот медведь у тебя уже две недели, он замарался, и папа тебе купит нового.

– Я хочу синего, – упрямо повторил Эрик, отведя взгляд в сторону.

– Папа тебе купит нового синего медведя, – пообещал Фрэнк.

– Я хочу этого, – тихо сказал Эрик, – я с ним подружился.

Подбородок сына предательски дрогнул, и он отвернулся, уткнувшись носом в синтетический мех игрушки. Фрэнк снова взглянул на часы и тронул сына за плечо, но тот отдернул руку.

– Ты подружишься с другим, я тебе обещаю. Эрик… Возьми себя в руки, ты же мужчина. Давай поговорим, как мужчина с мужчиной.

Эрик покорно повернулся, размазывая по щекам непрошеные слезы.

– Ну вот, – одобрил Фрэнк, – другое дело. Ты же знаешь, какая у папы ответственная работа, верно? Ты ведь уже совсем взрослый и должен все понимать. Твой папа следит за тем, чтобы люди выполняли закон. Поэтому сам должен служить примером для всех. А ты мой сын, и поэтому должен служить примером другим детям. Ты ведь не хочешь, чтобы папе было за тебя стыдно?

Эрик мотнул головой, хотя его подбородок и продолжал кривиться.

– Ну-ну, мой медвежонок, – продолжал уговаривать Фрэнк, – папа уже говорил тебе, что мы не можем только покупать вещи. В конце концов их станет столько, что мы не поместимся в квартире. Поэтому разное старье приходится утилизировать. У твоего медведя кончился срок использования, и мы сдадим его в переработку. Таков порядок. Я слежу, чтобы все соблюдали порядок, без исключения. Все граждане. А значит, и ты. Ты тоже гражданин, верно? Мой самый лучший гражданин.

Эрик вытер слезы и кивнул.

– Да, папа.

– Вот и славно, – сказал Фрэнк, – я в тебе ни секунды не сомневался. Теперь мы поедем в школу. А на пути обратно завернем в магазин и выберем тебе подарок.

На вид ему было все пятьдесят, а по документам сорок два. Лишние годы прибавляла неухоженная борода, потертый свитер, давно вышедшие из моды очки в тонкой металлической оправе и общая запущенность. Что еще поражало в нем с первого взгляда, так это удивительное равнодушие, которым нарушитель взирал на досмотр своих вещей инспекционной комиссией. Большая часть этих вещей даже не была распакована. Единственное, чем пользовался хозяин квартиры, – книги. Столько бумажных книг, собранных в одном месте, инспектору еще не приходилось видеть. Многие из них были настолько ветхими, что едва не рассыпались от старости прямо в руках. Антикварный пережиток, не подвластный пока закону об утилизации.

– Как же вы дошли до жизни такой? – сочувственно спросил Фрэнк. – Вы меня слышите? Гражданин Вебельман!

– Я слышу вас, – ответил задержанный.

– Мне получено разобраться в обстоятельствах вашего дела, – сказал инспектор. – Не хочу скрывать, что дело серьезное. Поймите, это не праздное любопытство. Найти для вас оправдание очень сложно, пригодятся любые смягчающие обстоятельства. Поэтому я снова спрашиваю, что довело вас до такой жизни.

– До какой? – равнодушно поинтересовался нарушитель.

– До той, например, где вы сидите в старом линялом свитере.

– Но мне нравится этот свитер, – сказал Вебельман. – Я его люблю.

Инспектор вдруг подумал, как много общего у его собеседника с детьми. Фрэнку случалось не раз преодолевать упрямство Эрика, когда тот прятался за стеной показного непонимания, блокируя слух и зрение, словно закрывая невидимую дверь в ребячью душу на замок. Приходилось изрядно постараться, чтобы подобрать к этому замку ключ и восстановить контакт. Взломать воображаемую дверь ничего не стоило, но грубый подход необратимо покалечил бы детскую психику и принес только слепое подчинение вместо понимания. Фрэнк не был сторонником жестоких мер, предпочитая гибкую политику. Возможно, налаживать общение с большим ребенком следовало схожими методами.

– Вас, кажется, зовут Лев? – мягко спросил инспектор.

– Лев Соломонович, – ответил собеседник.

– А я инспектор Вествуд. Можете звать меня просто Фрэнк.

– Что вам от меня нужно, Фрэнк? – без обиняков спросил нарушитель.

Инспектор неторопливо переложил стопку книг на столе, прочитывая непонятные названия, пестревшие пугающими математическими терминами.

– Я хочу вам помочь, – ответил он. – А для этого мне предстоит разобраться, какие обстоятельства вынудили вас нарушить гражданский долг. До недавнего времени вы не имели трений с законом и считались образцовым гражданином. Поэтому я и спрашиваю, что же такое с вами случилось, Лев Соломонович.

– Я не понимаю, что вы от меня хотите, – упрямо повторил нарушитель, рассеянно теребя и без того взлохмаченную бороду.

Фрэнк показал на груду нераспечатанных коробок, описью которых занималась инспекционная комиссия, выясняя даты последнего приобретения товаров.

– Ах, это… – вздохнул нарушитель. – Бюджетом занималась моя жена… Простите, бывшая жена.

– Стало быть, семейная драма могла заставить вас позабыть о гражданском долге? – спросил Фрэнк. – Я все пытаюсь найти смягчающие обстоятельства в вашем деле.

– Драма? Не было никаких драм. Она просто собрала чемоданы, и… Но я снова не понимаю, – нахмурился Вебельман, – что вы имеете в виду?

– Господи, – фыркнул Фрэнк, – вы бесподобны! Как же можно так мало знать о мире, в котором вы живете?

– Простите, – раздраженно заметил собеседник, – меня всегда занимали несколько иные проблемы.

– Насколько я понимаю, вы математик, – сказал инспектор, кивнув на книги. – Значит, считать умеете.

– Более или менее, – иронично улыбнулся нарушитель.

– Значит, вы в состоянии вести личный бюджет в отсутствие жены. Именно это вам заявит обвинитель в суде.

– Вы сказали «в суде»?

– Да, Лев Соломонович. В суде. Именно в суде. И речь в этом суде пойдет о лишении вас гражданства. Вы понимаете, что это значит?

Вебельман снял очки и промокнул нечистым платком вспотевший лоб, силясь осознать сказанное, но у него не слишком получалось.