Роберт Хайнлайн - Иов, или Комедия справедливости

– Ты как, родная? – спросил я.

– Все в полном порядке.

– Чего-нибудь хочешь?

– Ничего. Кроме того, что у нас уже есть. Мне удобно, я отдыхаю, и ты со мной.

– Присоединяюсь. Но чего бы ты хотела, если бы можно было получить все что угодно.

– Что ж… Горячий пломбир.

Я обдумал эту идею.

– Нет. Шоколадный пломбир с зефирным кремом и коктейльной вишенкой. И чашку кофе.

– Чашку шоколада. Но я настаиваю на горячем пломбире. Я полюбила его, когда была в Америке. Мы, датчане, готовим множество всяких десертов с мороженым, но заливать мороженое горячим шоколадным соусом нам в голову еще не приходило. Горячий пломбир. И лучше сразу двойную порцию.

– Договорились! Плачу за двойную порцию, раз тебе так хочется. Пойду на риск, я ведь заядлый игрок… А ты спасла мне жизнь.

Она ласково погладила меня по руке:

– Алек, ты смешной… и я счастлива. Как думаешь, мы выберемся отсюда живыми?

– Не знаю, родная. Парадокс жизни в том и заключается, что из нее практически никто не выбирается живым. Но твердо обещаю одно: я сделаю все, что в моих силах, чтобы раздобыть для тебя горячий пломбир.

Нас разбудил свет дня. Да, я заснул, и Маргрета тоже. Когда я проснулся, она еще спала, тихонько посапывая. Я лежал тихо, пока не увидел, как она открывает глаза. Я не думал, что смогу заснуть, но не удивляюсь (теперь), что нам это удалось, – отличная постель, полная тишина, чудесная температура воздуха, усталость… и абсолютное отсутствие каких-либо причин для незамедлительного беспокойства, ибо решить наши проблемы мы не могли – во всяком случае, до рассвета. По-моему, я заснул с мыслью, что Маргрета права: горячий пломбир лучше шоколадного с зефирным кремом. Помню, что мне приснился псевдокошмарный сон, в котором я зачерпывал щедрую порцию пломбира, подносил ложку ко рту… и обнаруживал, что она пуста. Наверное, от этого я и проснулся.

Маргрета повернулась ко мне и улыбнулась; она выглядела лет на шестнадцать, и вид у нее был самый ангельский ( «…как двойни молодой серны. Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе…» ).

– Доброе утро, красавица.

Она хихикнула:

– Доброе утро, прекрасный принц! Хорошо ли почивали?

– Если по правде, Маргрета, то я уже месяц так хорошо не спал. Странно. И все, что мне нужно сейчас, так это завтрак в постель.

– Сию минуту, сэр. Бегу!

– Вас понял. Не следовало мне упоминать еду. Пожалуй, удовольствуюсь поцелуем. Как думаешь, мы сумеем поцеловаться и при этом не свалиться в воду?

– Сумеем. Но будем осторожны. Поверни голову ко мне, но не вздумай поворачиваться всем телом.

Поцелуй получился скорее символическим, чем одним из сногсшибательных трюков, которые так удавались Маргрете. Мы оба приняли все меры, чтобы не нарушить драгоценное равновесие импровизированного спасательного плота. Нас – во всяком случае, меня – волновало нечто большее, чем просто падение в океан.

Я решил, что о предмете моего беспокойства необходимо упомянуть, поскольку он заслуживает тщательного совместного рассмотрения и всестороннего обсуждения.

– Маргрета, судя по карте, что висела на стене у салона, мексиканское побережье и Масатлан находятся где-то к востоку от нас. В котором часу затонуло наше судно? Если, конечно, оно затонуло. То есть в котором часу произошло столкновение?

– Понятия не имею.

– И я – тоже. Наверняка известно одно: это случилось после полуночи. «Конунг Кнут» должен был прибыть в порт в восемь утра. Так что берег предположительно где-то в ста милях к востоку. А может, и ближе. Горы должны быть вон там. Когда туманная дымка рассеется, может быть, мы их увидим. Так было вчера, значит есть вероятность, что они покажутся и сегодня. Любимая, как у тебя с плаванием на дальние дистанции? Если увидим горы, то не рискнуть ли нам?

– Алек, если ты настаиваешь, можно попытать счастья.

– Это не совсем то, о чем я спрашиваю.

– Верно. В теплой воде я проплыву, сколько понадобится. Как-то раз я переплыла Большой Бельт, а вода там похолоднее. Но, Алек, в Бельте нет акул. А здесь они есть. Я своими глазами видела.

Я тяжело вздохнул:

– Рад, что ты заговорила об акулах сама: мне не хотелось упоминать о них первым. Родная, придется торчать тут, да еще и не рыпаться, чтоб не привлекать к себе внимания. Утренний завтрак я готов пропустить, особенно если это завтрак для акул.

– От голода быстро не умирают.

– Мы не умрем от голода. А если бы ты могла выбирать, на чем бы ты остановилась? Смерть от солнечных ожогов? Голодная смерть? В акульей пасти? От жажды? В робинзонадах и в романах о потерпевших кораблекрушение героям всегда есть чем заняться, а у меня нет даже зубочистки. Поправка: у меня есть ты, а это все меняет. Маргрета, как ты думаешь, что с нами будет?

– По-моему, нас подберут.

Я думал точно так же, но по ряду соображений не хотел говорить Маргрете об этом.

– Рад слышать, что ты так считаешь. А почему ты в этом уверена?

– Алек, ты бывал в Масатлане?

– Нет.

– Это рыбацкий порт, где собираются как промысловые рыболовецкие суда, так и рыболовы-любители. С рассветом сотни лодок и кораблей выходят в океан. Самые большие и быстроходные уплывают на сотни километров от берега. Если подождать, нас обязательно найдут.

– Точнее, могут найти. Океан, знаешь ли, довольно большая штука. Но ты права. Плыть к берегу – самоубийство. Лучше уж остаться тут.

– Алек, нас будут искать.

– Будут? Почему?

– Если «Конунг Кнут» не затонул, то капитан знает, где и когда мы упали за борт. Как только судно придет в порт – если уже не пришло, – он потребует немедленно начать поиски. А если корабль затонул, то обыщут весь район.

– Звучит логично. – (Правда, у меня была другая идея и совсем не такая логичная.)

– Наша задача – остаться в живых до того, как нас найдут, по возможности избежав акул, жажды и солнечных ожогов. А значит, надо двигаться как можно меньше. Лежать неподвижно, и только лежать. А когда солнце поднимется выше, чаще поворачиваться с боку на бок, чтобы кожа обгорала равномерно.

– И молиться о ниспослании облачной погоды. Да, все правильно. Кстати, наверное, нам лучше не разговаривать. Меньше шансов, что начнем страдать от жажды. А?

Она умолкла надолго, будто последовала моему совету, однако наконец произнесла:

– Любимый, может быть, мы не выживем.

– Знаю.

– А если нам предстоит умереть, то я предпочту умереть, слыша твой голос. И не хочу, чтоб у меня отняли право говорить, как я люблю тебя, говорить, когда хочется, а не молчать ради тщетной надежды прожить несколько лишних минут.

– Да, моя возлюбленная, да!

Несмотря на наше решение, мы говорили мало. Мне было достаточно касаться ее руки; Маргрете, как оказалось, тоже.