Роберт Хайнлайн - Иов, или Комедия справедливости

Мне почудилось, что он говорит вполне серьезно.

– А я и не знал, что это дозволено.

– А вы попробуйте. И я попробую. Обещаю вам самое горячее гостеприимство, – ухмыльнулся он.

– Договорились! – с улыбкой ответил я.

Моя любимая уснула не раздеваясь. Я улыбнулся и тихонько улегся рядом, подложил ей руку под голову. Вот сейчас моя бедная девочка проснется, я помогу ей раздеться и уложу в постель. А потом я хорошенько обдумаю тысячи… ну ладно… десятки мыслей…

Вдруг я заметил, что светает. Матрас был в каких-то комьях и очень кололся. Свет стал ярче, и я увидел, что мы лежим на тюках сена в амбаре.

Последние девяносто миль по 66-му шоссе от Клинтона до Оклахома-Сити мы проделали одним отчаянным рывком, хотя снова остались без денег, без еды и без крова.

Мы видели дирижабль!

Это, разумеется, меняло все. Уже несколько месяцев я был безродным ничтожеством, нищим, только и умеющим мыть грязные тарелки, а по существу, бродягой. А здесь, в своем родном мире, меня ждала и хорошо оплачиваемая работа, и почетное место в обществе, и приличный счет в банке. Лишь бы поскорее закончилось это адское перебрасывание из одного мира в другой!

Утром фермер, который вез товары на продажу в город, подкинул нас до Клинтона. Маргрета удивленно вскрикнула, и я проследил за ее взглядом: над головой висел дирижабль – серебристый, обтекаемый, великолепный! Названия на борту было не видно, но, судя по эмблеме, корабль принадлежал Восточным авиакомпаниям.

– Экспресс Даллас – Денвер, – заметил фермер, вытаскивая часы из кармана комбинезона. – Опаздывает на шесть минут. Очень странно.

Я постарался скрыть волнение.

– В Клинтоне есть аэропорт?

– Нет, самый близкий – в Оклахома-Сити. Что, прискучило голосовать на дорогах? Захотелось полетать?

– Было бы здорово.

– Еще бы… Все лучше, чем копаться в земле.

Я старательно поддерживал разговор о всяких пустяках до тех пор, пока фермер не высадил нас у городского рынка. Как только мы с Маргретой остались вдвоем, я не сдержался и кинулся ее целовать, но тут же отстранился. В Оклахоме нравственные устои блюдут так же строго, как и в Канзасе; правила поведения в общественных местах возбраняют прилюдное проявление всяких там нежностей.

Наверное, мне будет непросто снова привыкнуть к местным условиям после нескольких недель в разных вселенных, ни в одной из которых люди не придерживались таких высоких моральных стандартов, как в моем родном мире. Трудно не вляпаться в какую-нибудь неприятную переделку, если, честно говоря, я привык целовать жену прилюдно и совершать другие поступки, сами по себе совершенно невинные, но невиданные в высокоморальном обществе. Хуже было другое: придется присматривать за любимой, чтобы она не попала в беду. Я-то тут родился и легко вернусь на круги своя… Марга же дружелюбна и приветлива, как щенок колли, и к тому же нисколько не стыдится проявлять свои чувства.

– Извини, родная, я чуть было не расцеловал тебя. А этого делать нельзя, – сказал я.

– А почему нельзя?

– Хм… Целоваться в общественных местах запрещено. Во всяком случае здесь. Только наедине. Это… ну… как говорят: «Если живешь в Риме, веди себя как римлянин». Но сейчас у нас другие заботы. Дорогая, наконец-то мы дома! В моем доме, а теперь он стал и твоим! Ты же видела дирижабли.

– А это точно был дирижабль?

– Точнее и быть не может… И это самое восхитительное зрелище за все последние месяцы… Впрочем, нам не следует слишком предаваться мечтам. Как известно, некоторые из этих сменяющих друг друга миров очень сходны между собой. Наверное, вполне возможно, что этот мир с дирижаблями может оказаться не моим. Ох, не хочется думать, что это так, и все-таки на всякий случай лучше не обольщаться.

(Я даже не заметил, что Маргрета особого восторга не испытывала.)

– А как ты определишь, твой он или нет?

– Можно прибегнуть к тому же способу, что и раньше, то есть пойти в общественную библиотеку. Но в данном случае это можно проделать и лучше, и быстрее. Надо зайти в отделение телефонной корпорации Белла… Давай-ка спросим вон там, в бакалейной лавке.

В отделении, в отличие от публичных телефонных аппаратов, имелись телефонные справочники, с которыми я и хотел свериться, чтобы узнать, мой это мир или нет.

Да, мир был мой. В отделении связи нашлись все телефонные книги Оклахомы, а также крупных городов прочих штатов, включая прекрасно знакомый мне справочник Канзас-Сити, штат Канзас.

– Смотри, Маргрета! – Я указал на номер телефона Церковного альянса за пристойность.

– Вижу.

– Но это же замечательно! Хочется петь и плясать от счастья!

– Я очень рада за тебя, Алек.

(У нее это прозвучало очень похоже на «покойник совсем как живой… и венки очень красивые».)

Пока мы листали телефонные книги в каком-то закутке, я с тревогой осведомился:

– В чем дело, милая? Наконец-то нам выпал счастливый случай, неужели ты не понимаешь? Как только я позвоню, у нас будут деньги. Мы забудем о тяжелой работе, о голоде, о поисках ночлега. А домой поедем в пульмановском вагоне. Нет, лучше полетим на дирижабле! Тебе понравится, я точно знаю. Это же такая роскошь! Это будет наше свадебное путешествие, дорогая, тот самый медовый месяц, которого мы до сих пор не могли себе позволить.

– Я не поеду с тобой в Канзас-Сити.

– Это еще почему?

– Алек… ведь там твоя жена.

Честное слово, за прошедшие недели я ни разу не вспомнил про Абигайль. Я искренне убедил себя, что никогда больше ее не увижу – ведь я никак не ожидал вернуться в свой родной мир. Более того, теперь у меня была жена – такая, о которой любой мужчина мог только мечтать, – Маргрета!

Наверное, именно с таким чувством сбрасывают в могилу первую лопату сырой земли.

Я пришел в себя. Не без труда.

– Марга, вот что мы сделаем. С моей проблемой мы разберемся. И в Канзас-Сити мы поедем вместе! Ты обязательно должна быть со мной. К сожалению, из-за Абигайль нам придется подыскать какое-нибудь укромное местечко, где ты поживешь, пока я буду распутывать свои дела. – (А распутаю ли я их? Ведь Абигайль наверняка взалкает моей крови.) – Прежде всего мне надо снять деньги, а потом повидаться с адвокатом. – (Развод? В штате, где для этого есть лишь одно законное основание? Вдобавок только потерпевшая сторона имеет право подавать на развод. Маргрета в роли «другой женщины»? Ни в коем случае! Ее посадят в колодки. А потом вынесут из города на шесте, если того потребует Абигайль. Не имеет никакого значения, что будет со мной! Пусть даже Абигайль обдерет меня как липку – Маргрета не должна пасть жертвой законов «Алой буквы» моего мира. Ни в коем случае!) – А потом мы уедем в Данию. – (Нет, о разводе не может быть и речи!)