Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

— А без него, — уточнил Фань Куань, — вы считаете, объединение невозможно.

— Мы дадим им миллиардные кредиты под нулевой процент без малейшей надежды получить деньги обратно, — министр Ван повернулся к председателю. — У нас есть что-нибудь, похожее на согласие Сеула?

— Да, — сказал тот. — Что-то похожее есть.

— Какие гарантии?

— Никаких. По данным опросов, меньше половины южных корейцев поддерживают это объединение. Сеул не станет рисковать гарантиями.

— Но они за?

Председатель промолчал.

— Вы ознакомились с досье на генерала Ким Джэн Гака? — спросил он Нам Туена.

— Да.

— Это закрытое досье, — заметил Ван Шэнли, — составленное департаментом нашего министерства совместно с разведкой.

— Скажите «спасибо» господину министру, — ответил Фань Куань. — Вы думаете, генерал согласится на открытую часть ваших предложений?

— Смотря от кого они будут исходить, председатель.

— Они будут исходить от вас.

— От вашего имени?

— От имени Китая, — сказал Фань Куань. — Мы хотим, чтобы вы стали советником генерала.

— Ваша программа нереализуема снаружи, — добавил министр. — Если вы хотите объединить Корею, то вам нужно отправиться в Пхеньян и действовать изнутри.

— При полной нашей поддержке.

— Вы согласны? — спросил министр.

— Да, — сказал Нам Туен. — Да, я согласен.

— Вы будете работать с Министерством иностранных дел, — сообщил Фань Куань. — Генерал Ким ещё не в курсе, кого мы пришлём к нему.

— Генерал Ким, — сказал Нам Туен, — это военный диктатор.

— «Солнце нации», — прервал его Ван Шэнли, — не забывайте. Его власть держится на культе личности.

— Он, — продолжил Нам Туен, — уверен, внимательно изучит мою биографию и…

— Конечно, — согласно кивнул Фань Куань. — Он будет знать, что вы провели десять лет в тюрьме и в прошлом хотели уничтожить руководителей КНДР…

— Этим вы будете заниматься и теперь, — заверил министр, — но другими средствами.

— В любом случае именно вы должны отправиться в Пхеньян, — продолжил Фань Куань, — и стать нашими глазами и ушами в ближайшем окружении генерала. Действовать надо очень осторожно, предложить экономические реформы в качестве наживки. Им и будет посвящён ваш первый визит.

— Он не будет доверять мне, — сказал Нам Туен.

— У него не будет выбора, — ответил Фань Куань. — А тем временем вы возьмёте реализацию своего плана под личный контроль. И встретите сопротивление генерала и его окружения.

— И что тогда? — помолчав, спросил Нам Туен.

— Вы сказали, десять лет, — ответил Фань Куань. — Вы спешите? Я — нет.

— Средства вы выделяете?

— Летите в Пхеньян и добейтесь согласия генерала на план-минимум. И деньги будут.

— Указания вы будете получать в том числе от меня, — сказал министр Ван, — возможно, через нашего посла в КНДР.

— Ваша миссия носит неофициальный характер, — сказал Фань Куань. — Однако поскольку ваша фигура, господин Нам, привлекает общественное внимание, то рано или поздно все узнают, кто в окружении генерала выражает мнение Китая.

— Но я не пойду против своих убеждений, — ответил Нам Туен. — Я бесконечно признателен вам, председатель, но я не буду льстить генералу.

— Всё зависит от угла зрения, — заметил дипломат. — Но, господин Нам, если бы мы нуждались в послушном исполнителе без собственной позиции, разве стали бы мы просить вас?

«Нет, — подумал Нам Туен, — в том-то и дело, что не стали бы… Вам нужен я, именно я — бывший террорист, отпущенный на свободу узник, любимец западных СМИ, жена и дети которого живут в Америке… В этом и кроется главный вопрос: почему я?..»

— Благодарю вас, — сказал Нам Туен. — Мне следует собрать вещи?

— Не торопитесь, — улыбнулся Фань Куань. — Господин министр проведёт для вас консультацию при участии департамента, занимающегося КНДР. После чего я хочу представить вас кабинету на ближайшем заседании Госсовета. Кроме того, не забывайте, необходимо подготовить и принять пакет соглашений, с которым вы поедете в Пхеньян.

— Мы ещё сможем обсудить это?

— Теперь мы будем видеться с вами гораздо чаще, — улыбнулся Фань Куань.

— Жду вас завтра у себя, — сказал Ван Шэнли, пожимая руку на прощание.

Нам Туен ехал домой, оставаясь в состоянии нервного напряжения. «Всё не так просто… Фань Куань хочет сделать широкий жест для Запада и вполне конкретный для генерала Кима, но насколько он продумал свою комбинацию, насколько уверен… Он отправляет меня в клетку к голодным тиграм, мне придётся работать с теми, кого я всю жизнь клялся убивать, с преступниками, с этими выродками… Это единственный путь, но это ОН так говорит, это ЕГО схема, и ОН не может не понимать, что генерал Ким сделает что угодно, только бы не менять свой тоталитарный строй, только бы страна продолжала деградировать, а его власти ничто не угрожало… Остановись. Время покажет, кто прав и что случится. У меня нет выбора, но мне нельзя терять бдительность!»

Когда Нам Туен вышел из кабинета, Фань Куань посмотрел на Ван Шэнли:

— Что думаешь?

— Я не уверен, — ответил тот.

— По крайней мере, он верит, что это возможно.

— Он просидел десять лет на островах Блонд, — возразил министр. — В этой жуткой каменоломне и не из таких выбивают мозги.

— Мы заменим его, если будут проблемы.

— Важно следить, чтобы он не зашёл слишком далеко… — покачал головой министр. — Он радикален. Он не понимает национальную психологию.

— Но я поставил перед ним радикальную задачу.

— Он — бывший террорист.

— Он отбыл наказание за свои взгляды.

— Разве только взгляды?

— И он кореец, — сказал Фань Куань.

— Он два раза в жизни был в Корее.

— Я посмотрю, что он скажет на Госсовете, — кивнул председатель, — но ты должен его контролировать.

— Он планирует на десять лет вперёд, — сказал Ван Шэнли, — пусть начнёт, и мы посмотрим, чего он достигнет за ближайшие годы. Годы, а не десятилетия.

Генерал Ким Джэн Гак, звёздный полководец и великий маршал КНДР, улыбнулся со всем превосходством своего неприступного лица, словно выдолбленного из гранита, и сжал ладонь Нам Туена в прощальном рукопожатии.

— Мы высоко ценим вашу поддержку и ваши усилия, — сказал он, поднимая глаза на Нам Туена. Как будто и не было очков на его лице: Нам Туен ясно видел карие глаза, никогда не отступающие первыми.

— Благодарю вас. — Нам Туен убрал руку и поклонился ему в ответ.

«Таких, как ты, — думал он, — я бы душил при рождении. Дикая тварь, тебе нужен поводок, тебя нельзя отпускать без присмотра, тебя надо держать в клетке, на хлебе и воде, пока ты не сдохнешь от дизентерии… тебя надо уморить, обращаться с тобой так же, как ты обращаешься с людьми, которые поют тебе оды на партийных собраниях, с теми, кто марширует на проспектах твоего города под красными знамёнами, кто желает тебе здравия и с радостью кричит приветствия… Ты преступник, твоё место — на виселице, это ты должен был гнить заживо на островах Блонд, ты, а не я! Это место для таких как ты, в самый раз, но в отличие от меня ты умрёшь там, ты не выдержишь там и года, ты попробуешь сбежать, зная, что это бесполезно, и предпочтёшь лёгкую смерть от пули, или разобьёшься о скалы, или захлебнёшься в холодной солёной воде… Ты не смог бы вынести и сотой доли тех мучений, того, через что прошёл я… Ты жалкое ничтожество, как и все твои предки, и я бы с радостью прикончил тебя… Десять лет назад я не смог, десять лет назад мы с друзьями не дотянулись ни до тебя, ни до твоих друзей, но я вернулся, и ты кланяешься мне, отродье, так погоди… Время ещё придёт, будь уверен… Улыбайся и жди, гнида, жди…»