Кирилл Фокин - Лучи уходят за горизонт

Ещё год он прожил в полусне, каждый день вспоминая проведённые с Мэри минуты — по одному дню за день, и снова, и снова, и бил себя по щекам, когда забывал какие-то детали, и опять начинал пить, и всё повторялось снова… Спал по ночам не больше одного-двух часов, и каждое утро, еле шевеля губами, повторял вслух слова из переписки, которую постоянно перечитывал. «Любовь быстра, но не быстрее света, — повторял он, захлёбываясь в слезах, — да откуда ты знаешь, рыжая, кто тебе это сказал…»

Антидепрессанты не помогали. Когда начинало отпускать, Иоанн вновь утягивал себя в пропасть — он боялся забыть те дни и те ночи, он не хотел её отпускать. Мелисса схватила его за шкирку и посадила в самолёт: он стал мотаться по миру с ней и с её чокнутым мужем. Иоанн поверг её в шок, когда в австралийской глуши, где они охотились на крокодилов, разговорил какого-то местного скотовода, увёл его в бар и в хлам нажрался с ним…

Но, как ни удерживал Иоанн осколки прошлого, оно постепенно тускнело и отдалялось. Вот он уже начал отвечать на звонки, дал интервью и согласился на фотосессию в честь переиздания романов, и даже сел перед экраном, открыл файл своей недописанной книги о Таиланде. И ничего не написал. Вернее, написал несколько абзацев, стёр, написал снова, переписал, глотнул таблеток, стёр и переписал снова, выпил бутылку виски и ушёл спать… Утром всё повторилось. Не получилось.

Только вот письмо министру иностранных дел ЕС, любителю гребли, который ни капли не изменился за прошедшие годы — лишь прибрал к рукам ещё больше власти от остальных внешнеполитических ведомств стран Евросоюза, — Иоанн написал с первого раза.

Ответа ждать пришлось долго. В итоге пришёл официальный текст с пространной вежливой формулировкой и обещанием «подумать» и «рассмотреть все варианты». Иоанн не разозлился — он помнил, как подвёл министра два года назад, и едва ли рассчитывал на восстановление отношений. Ему было чем заняться: он отслеживал судьбы своих двух книг, проводил встречи с читателями, пытался работать над воспоминаниями… Но беспощадная бессмысленность стояла за его плечом. Променяв свою прошлую жизнь на Мэри и её любовь, Иоанн потерял и то, и другое.

Звонок от Эстеллы стал для него спасением. Похвала отца и дружеская поддержка Мелиссы помогали, но в жизнь Иоанна вернулось то, чего ему так недоставало последние годы. У него появилось дело. Дело, которое напоминало ему о минутах на борту китайского авианосца «Чжэн Хэ», когда он поверил, что в его руках сила, способная изменить мир, когда не его герои, а он сам творил историю.

На помпезном «I Всемирном религиозном конгрессе», впрочем, историей не пахло — собрание шиитов и суннитов, католиков, протестантов, православных, иудеев, учёных-теистов и приглашённых для галочки учёных-атеистов обошлось без единого индуиста или буддиста, без единого китайца или японца. Истинной целью Конгресса было не «определить место религии в современном мире» и не «найти согласие с наукой»; первым вопросом на повестке дня стояли отношения ислама и христианства, вторым — мир на Ближнем Востоке.

В успех Конгресса никто не верил, но нечто странное витало в воздухе. На пресс-конференции, устроенной накануне, Иоанна (как сопровождающего делегацию англикан) спросили:

— Мистер Касидроу, а вы сами верите в Бога, и если да — то в какого?

«В какого бога… — повторил про себя Иоанн, — люди публичные, не желающие сознаваться в своей узколобости, обычно ссылаются на “интимность” темы, однако меня, наверное, сочтут совсем идиотом, если я отвечу так ЗДЕСЬ…»

— Сейчас я пишу новую книгу, — сказал Иоанн. — И там, в частности, я отвечу на ваш вопрос.

— И всё-таки? — настаивала журналистка.

Иоанн театрально оглянулся, посмотрел на вывеску с названием Конгресса и почесал затылок.

— А сами-то как думаете? — сыронизировал он. — Следующий вопрос.

Микрофон вырвал корреспондент из «Аль-Джазиры». Он хотел прояснять позицию главы Англиканской церкви по поводу гипотетического примирения мусульман с христианами, ведь Его Величество король Соединённого Королевства в бытность принцем служил военным лётчиком в Афганистане и убивал талибов.

Иоанн расслабился, предоставив право оправдываться архиепископу Йоркскому.

Вернувшись поздно вечером в номер, Иоанн, несмотря на усталость, даже не пытался лечь в постель. Он включил компьютер и попробовал поработать. «Пишу новую книгу, — вспомнил он своей ответ журналистке, — да ни хрена я не пишу, я тупо сижу и пялюсь в монитор… Так, мистер Касидроу, соберитесь — если вы заявили на пресс-конференции, что пишете новую книгу, то обязаны хотя бы попробовать…»

Писать воспоминания непросто; из банального описания произошедших с тобой давным-давно событий ничего путного не выйдет. Нужно возвращаться назад: почувствовать тот воздух, воскресить эмоции и обратить время вспять, дотронуться до людей, окружавших тебя, ощутить тепло их тел и их прикосновений, сладость их поцелуев…

Иоанн вспомнил ветер, который теребил зелёные кроны деревьев вокруг подстриженной лужайки; прямо на неё выходили окна дома, где он начинал писать эту книгу, дома Мэри на Малхолланд Драйв.

Иоанн выключил компьютер. Он не мог написать ни слова, он опять ничего не мог.

«В этом мире всё неправильно и всё наперекосяк… Я больше не смогу писать, потому что каждый раз, когда я начинаю, я вспоминаю её и понимаю, что она этого никогда не прочтёт… Какой смысл работать ради этих людей, этих глупых людей вокруг, которые только и могут, что трепаться, рассуждая, был ли Иисус истинным сыном Божьим или всего лишь одним из Его пророков, сколько внутри него было Бога, а сколько Человека, упражняться в болтовне, пока миллионы несчастных идиотов по всему миру продолжают умирать из-за них… Та единственная, ради кого стоило писать, та единственная, которой я был готов доверить себя, свою душу… уже не сможет, уже никогда не прочитает моих книг, так какой в них смысл? Зачем мне их писать?»

Продолжая задаваться этим вопросом, Иоанн стоял на площади Тахрир и слушал приветственную речь Папы Римского, когда его окликнули:

— Иоанн! Иоанн Касидроу, твою мать!

Иоанн обернулся и увидел высокого толстого человека в очках и светлом костюме. Он улыбался и протягивал Иоанну руку.

— Стив! — удивился Иоанн, когда гигант стиснул его в объятиях. — Какого чёрта ты тут делаешь?

— Тот же вопрос хочу задать тебе! — парировал Стивен Голд, профессор Массачусетского технологического института. — Не иначе, королевское правительство хочет вернуть Египет в состав империи?

— Я рассчитываю, — ответил Иоанн, — получить генерал-губернаторство.

— Твою мать, Иоанн Касидроу! — воскликнул Стивен. — Ты похудел, у тебя мешки под глазами. Не думал заниматься спортом?