Эммануил Зеликович - Следующий мир

— Но мы уже знаем, — пробормотал профессор, — как прекрасны ваша планета и общественный строй.

Оживленно беседуя с Афи и с ее помощью, с прочими бывшими с нами ийо, педагогами и юношами, мы неутомимо ходили, осматривали, изучали. Десятки раз поднимались мы на лифтах и забирались во все уголки, с неослабевающим интересом наблюдая сложную, но вместе с тем и такую простую жизнь коммуны. Дети сами всюду водили нас и все охотно показывали. Я продолжал размышлять над великой проблемой труда, которая потеряла на Айю не только свою остроту, но и реальность, превратилась в какой-то миф, приняла сказочно чудесные, невероятные формы. На меня — человека Земли, объятой кровавой борьбой порабощенных, — это производило давящее впечатление — ощущение, испытываемое, когда мы сталкиваемся с неуловимым и непостижимым, но великим явлением. И я обратился к Афи с вопросом.

— Но как же у вас все-таки находят работу, т. е. эти самые… «общественные обязанности», когда кончают, т. е. не кончают, а… гм… уходят из школы?

— Как? Очень просто. Во всех столовых, как в наиболее посещаемых местах, имеется так называемое у вас радио, при помощи которого в числе прочих сообщений объявляется, что там-то требуются работники. Запросы исходят от производственных центров и инициативных групп ийо, организующих какое-либо предприятие или постройку. На долю каждого ийо, как вам уже известно, падает, в среднем, часть общественных обязанностей, выполняемая в течение одной десятой части суток. Но, в общем, работы у нас мало, потому что многие «жадные» ийо работают больше. Я уже призналась вам, что и у нас… «безработица», — иронически прибавила Афи.

— Но у вас, — порывисто воскликнул я, — работа не есть борьба за существование и насущный хлеб, безработные не умирают с голода, у вас нет эксплоатации труда, при которой выжимают из людей соки за счет безделия бесящейся с жиру буржуазии, у вас нет ютящихся в подвалах больных детей! У вас идеальное общественное устройство, о котором едва ли смеет мечтать на Земле страждущее человечество!

— Да, идеальное, — спокойно ответила Афи. — Мы знаем и сознаем это, мы счастливы и ценим это, мы чувствуем и гордимся этим. Поэтому мы хотим помочь другим и защитить наших страдающих соседей. На вопрос Брайта о возможном запрещении со стороны общества военной экспедиции на Юйви Тао дал вчера лишь теоретический ответ. Практически же дело обстоит еще проще, и теперь вы уже в полной мере поймете это: все ийо, как один, за эту экспедицию, и никто не только не может, но и не захотел бы протестовать против нее. Объясняется это не узостью, рутиной или штампованностью наших взглядов, но тем, что все мы представляем собой одно монолитное общество. Всякая мораль определяется эпохой и характером данного социального класса. Наша же эпоха характеризуется высоким культурным развитием, и, так как мы представляем собою один лишь общественный класс, мораль у всех нас едина. Множественность форм морали и притом несовершенных может существовать лишь при буржуазном строе, ввиду наличия многих классов, интересы которых сталкиваются и противоречат друг другу. Поэтому совершенная мораль, с нашей точки зрения, — это такое мировоззрение, при котором все члены универсального общества могут быть в максимальной и одинаковой мере счастливы. Все мы живем в масштабе планеты, как одна семья, и если вы зададите тысячам ийо тысячи вопросов из области морали и мировоззрения, то получите от всех них один и тот же ответ. Я хочу вам продемонстрировать это. Задавайте молодежи вопросы, только ясно формулируйте в голове свои мысли. Я буду переводить их ответы.

— Не надо! — воскликнул я. — Разве можем мы — ничтожные люди — подвергать ваши слова сомнению?

— Дело, конечно, не в сомнении, — возразил профессор. — Я просто с удовольствием побеседую с молодежью. Готовы ли вы с опасностью для жизни помочь пролетариату Юйви? — спросил он их.

— И-и! — одновременно пропели все хором (знак одобрения, да).

— Какими способами могут люди добиться на Земле коммунизма?

— Путем революции.

— А не возможны ли соглашение и парламентаризм?

— Ни в коем случае!

— Что такое личность?

— Часть общества.

— А коммуна?

— Общее пользование всеми благами жизни.

— Кто может создать коммунистический строй?

— Только сами трудящиеся.

— Что такое частная собственность?

— Общественное зло.

— Что бы вы сделали, если бы попали на Землю?

— Истребили бы угнетателей.

— Что такое зло?

— Войны и эксплоатация чужого труда.

— А скука?

— Один из тупиков буржуазного строя.

— А что такое буржуазный строй?

— Помимо мерзости — нелепейшее идиотство.

— Что такое мораль?

— Учение о всеобщем благе.

— А что такое труд?

— Радость творчества.

— Скажите вы теперь, Брайт, что такое труд?

— Неприятная обязанность и кормление дармоедов, чтобы самому не умереть с голоду, — ответил я.

Все рассмеялись.

— Да! — сказал профессор. — Взгляды ийо на вещи весьма своеобразны для наших земных понятий, и вся эта молодежь произносила в унисон хором одни и те же звуки. Я понимаю, конечно, что они отвечали так, как их учили и воспитывали в школах, но в этом-то именно и заключается великий секрет вашего общества: вы создали не только новый строй, но и воспитали новых людей, т. е. не людей, а ийо.

— Совершенно верно. Итак, вышедшие из школы ийо начинают организовывать новые фермы, обогащать музеи, строить здания и корабли; становятся учеными, артистами, музыкантами, художниками, писателями и т. д. Но это все еще ничего. К сожалению, находятся такие «бездельники», к удовлетворению Брайта, которые начинают… изобретать. Хуже всего то, что это делается из-за угла, и поэтому нет никакой возможности своевременно принять против них меры. Сидит себе какой-нибудь ийо в лаборатории или мастерской и учится, и никто его не трогает. Когда же он начинает там слишком долго засиживаться и рассеянно бродить, все начинают подозревать, что он задумал что-то недоброе… И действительно, через более или менее продолжительный срок разражается катастрофа: в один прекрасный день он выкидывает какую-нибудь штуку, в итоге которой «безработица» еще более увеличивается…

Тао поставил меня вчера, благодаря моему политическому невежеству, в глупое положение, а Афи решила доконать теперь иронией. Но я, конечно, не мог на нее обидеться и только рявкнул в восторге:

— Дай и нам побольше таких бездельников!

— Тише, Брайт! — остановил меня профессор. — Вы так орете, что ийо с их нежными ушами могут оглохнуть!

— Но, помилуйте, мистер Брукс! Как же здесь не выйти из себя и не закричать? Теперь я вижу, как глупы были все мои вопросы и опасения по поводу бездельников, лентяев и прочего. У них все совершенно иначе, чем у нас на Земле, — абсолютно все, но мои тупые человеческие мозги никак не могли себе этого представить!