Фима Кибальчич - Пыльца в крови

Он всматривался в отдаленные углы, и все чуднее и страшнее казались ему существа. Клубки на множестве колючих отростков, стволы, оплетенные кружевом грибных наростов, хвосты, обмотанные вокруг коротких ног.

Чага тонул в хаосе форм и звуков, сердце пыталось пробить грудную клетку, а взгляд метался от чудовища к чудовищу в поисках надежды и спасения. И тут он увидел Ирта. Он сидел справа и выше всех.

За его мощным торсом, как крылья, выступали края сиреневого полированного камня. Багровые отростки капюшона Хозяина время от времени расправлялись, тянулись к еде, которая лежала в плетеном углублении, и от одного его прикосновения тонкие блины-листья, серые продолговатые маслянистые штуки исчезали, словно растворялись прямо в воздухе.

Стоило Ирту сделать движение, и те, кто был рядом, клонились к нему. Стоило издать низкий короткий звук, как все вокруг стрекотали и шелестели. Стоило быстрой волне пробежать по его телу от плеч к изгибу бедер и ног, как все затихало вокруг него.

Он был здесь главный. Хозяин.

Чага почувствовал, как тревожное ожидание заполнило в нем все, как заныла кожа в предвкушении жалящих прикосновений, и он двинулся вперед, почти не осознавая этого.

Очутившись в проходе, он почувствовал, что горячий пар коснулся его обнаженного тела. Все живое и страшное, рогатое и покрытое отростками качнулось в его сторону, словно он не вполз незаметно, а громыхнул скрипучей дверью за своей спиной.

Чага сжался, уязвимый и жалкий.

Ирт его увидел сразу и резко поднялся во весь свой огромный рост. Сиреневое седалище за ним протяжно проскрежетало. Глаза на высоком овале головы засверкали белизной.

Хозяин пошел прямо к нему, три ноги двигались тяжелыми махинами, багровое туловище чуть раскачивалось при ходьбе. Он был совсем рядом, когда широкая и тонкая полоса, словно плоская рука, отделилась от его тела.

Ирт коснулся головы Чаги, и тот затрепетал от странного, запредельного возбуждения и ужаса. Он не мог кричать, не мог просить, даже сдвинуться не мог.

– А! Вот и Чага, моя зверушка, – голос Хозяина был похож на гром и электрический разряд, а плоская рука казалась нежнейшим шелком, скользящим по обнаженной коже.

– О! Да ты весь дрожишь, – Ирт наклонился, и легкий запах горечи защекотал ноздри. – Что тебе нужно здесь?

– Помоги… – прошептал он сквозь онемевшие губы.

– Ты смешно просишь, как же не помочь?

Чага кивнул, его била дрожь. Но когда Ирт склонился над ним, колючий холод стянул кожу и Чага закричал. От ужаса или от боли – он не в состоянии был осознать.

Кровь текла по изнанке глаз.

Тим… Тим… Тим…

Код три, пять, семь, кросс-переход четыреста, сектор сорок…

Тим!

Он дернулся изо всех сил навстречу голосу и открыл глаза. Впереди был нос авиетки, за которым стелилась яркая, изгоняющая отчаяние синева, а на расстоянии вытянутой руки – экран управления.

Я его видел во сне. Это был просто сон.

– Тим!

Голос Сэма разбудил его прямо здесь. Вырвал из всего дерьма, которое еще день назад было в его памяти как поблекшая тряпка, и вот снова…

Как при экстренной связи с военной машиной, которая может быть сильно повреждена или практически уничтожена, звуковая волна транслировалась всем внутренним корпусом, расслаивалась на бесконечно повторяющиеся звуки.

Тим поморщился от звуковой вибрации в голове и переключил все это безобразие на голографическую трансляцию.

Сэм был в пушистом домашнем халате, а за его спиной маячили гладкие соты разноцветной политеки. Увидев Тима, он сразу кинулся к своему экрану.

– Что с тобой случилось?! – завопил Сэм. – Где твой интерком? Ты молчишь!

– Я… – заблеял Тим, силясь сообразить какую-нибудь правдоподобную историю. Не выходило – в голове тенью ползал Чага.

– Тебе нечего сказать! – отрезал Сэм и решительно ткнул пальцем прямо ему в нос.

Тим кивнул и сразу почувствовал, как под яростным напором Кэмбелла исчезает напряжение и боль в груди.

– Сэм, извини, я его случайно оставил на корабле.

– Не ври, Граув. Ты его специально оставил!

Тим неловко заерзал, не понимая, мог ли Кэмбелл как-то узнать о небольшой драке и ночевке на станции скорой помощи.

– Но ты же нашел меня. По позывным авиетки…

Сэм, похоже, пропустил это бормотание мимо ушей, зато взялся рассматривать его, и в синих глазах быстро и отчетливо отразился медицинский приговор.

– Тим, как ты себя чувствуешь? – доктор нахмурился и сел на кресло за столом. – И что на тебя надето?

Тим чуть ли не вздохнул с облегчением – Сэм о потасовке осведомлен не был.

– Просто немного подпортил одежду, и лень было возиться с новой.

– Ты выглядишь отравленным. Хуже, чем вчера. Я приеду, – расстроено заявил Сэм, и его пушистые плечи обмякли.

– Нет! – Тим яростно замотал головой.

Сэм открыл рот, чтобы возразить, но его что-то отвлекло. Он обернулся через плечо и крикнул:

– Сейчас, Лулу, сейчас приду и посмотрю слона.

– У Лулу есть слон? – глупо улыбнулся Тим.

– У Лулу много кто есть. Она увлеклась созданием интеллектуальных животных. Но дома, слава богам, только слон…

Еще раз оглянувшись назад, Сэм добавил трагическим шепотом:

– Лулу почему-то думает, что военно-полевой хирург – то же, что и ветеринар, и должен уметь лечить весь ее звериный выводок.

– А он умеет?

– Граув! Мы о ком сейчас говорим?

– О Лулу и одном военно-полевом хирурге.

– Нет, мы говорим о тебе!

– Хорошо, – сдался Тим. – Я сделаю как скажешь. Все-все. А тебе приезжать нельзя, – у тебя слон. Он больше меня, и с ним хлопот больше.

– Хлопот больше с тобой, – не проявив никакого желания шутить, отрезал Кэмбелл.

Вздохнул и добавил:

– Ладно. Тебе нужно просидеть в воде не менее получаса, выпить литр воды или чая и вколоть раствор, который я оставил для тебя в аптечке на «Маленьких радостях». Двойную дозу. Понял?

Тим послушно закивал.

– И если завтра ты не ответишь через собственный браслет интеркома или наденешь слайс, или просто мне не понравишься, я приеду, – строго сведя брови, заявил Сэм. – И солью к чертовой бабушке всю твою отвратительную кровь. И знаешь, возьму с собой слона.

– Нет! Только не слона! Я все сделаю, Сэм!

Тим улыбался, клялся, шутил о слонах и удавах, и немного о Лулу, стараясь не замечать свернувшегося внутри него жалкого, испуганного Чагу. И Сэм ему поверил. Он всегда был слишком доверчив.

Но все-таки Тим забрался в воду.

Авиетку чуть раскачивал Тихий океан, вода выплескивалась на крыло, растекалась прозрачными лужицами по невидимым сочленениям пинталей – крохотных плиток композита, из которых было соткано тело машины.

Тим постоял на крыле, ощущая теплую воду под голыми ступнями и всматриваясь в изгибы побережья, лежащего вдалеке. Солнце нагревало плечи и спину, и от этих горячих касаний становилось хорошо. Хотелось замереть в неподвижности и ни о чем не думать, чтобы не разбудить чуть задремавшую в нем жажду.