Фима Кибальчич - Пыльца в крови

В лаборатории было тесно от поднимавшихся до потолка рядов политеки. Они требовательно поблескивали сталью крошечных сот, и в каждой он мог найти уходящие в сотни тысяч лет прошлого знания о гармонии и музыке, о полетах и выращивании растений, о создании микроорганизмов и андроидов. Все, что накопило, а не потеряло человечество.

Но особенно Майкл любил кляссеры артефактов. Его завораживало, как едва различимые глазом картины или архитектурные конструкции от прикосновения могли увеличиваться в объеме, превращаясь в реальный предмет, шероховатый или гладкий, холодный или теплый, именно такой, каким он и был в своей настоящей, не уменьшенной жизни.

Отец помогал Майклу собирать политеку до тех пор, пока не узнал о мечте сына. И с тех пор… Об этом не хотелось думать.

Майкл сумел продержаться в серебряной нашлепке на голой голове и с клубком серебряных невидимых нитей в мозгу только три часа. Травмированный накануне организм дал сбой, не хотел плавать в информационном потоке. Тошнота накатывала волна за волной, боль сверлом вкручивалась в раненную в драке грудь.

Стэнли и при хорошем самочувствии не особо любил это состояние полубреда, полуневесомости, когда знания ускоренно ложатся в мозг, а умения записываются напрямую в тело. Все ощущения внешнего, настоящего, мира полностью пропадают, остаются только фантомы профессиональных навыков, они транслируются мозгом, отпечатываются на кончиках пальцев, в моторике иллюзорных движений.

Но сегодня не получалось. Пришлось вытянуть трансляторы из головы. Он сполз с инфокушетки, с трудом отделяя свою личность и имя от теснящихся в голове образов, фактов и расчетов по экозондированию, замешанных на тошнотворных и болевых ощущениях. Сегодня уже не наверстать график, хотя осталось совсем немного. Но нужно отвлечься, чтобы не сгореть.

И Майкл поехал в Москву.

Он любил гулять по этому городу. А еще по Риму.

Таких мест осталось совсем немного на планете. Простых и настоящих. Не заплетенных в энергетические конструкции совершенства и безумной человеческой фантазии.

В этих городах все было так, как в древности. Чуть облупившиеся фасады, помпезная тяжесть лепнины, кронштейны балконов в форме грозных существ, примитивность крыш и перекрытий. Кто-то когда-то видел во всей этой странности разнообразных архитектурных стилей, в этих резных коробках, которые наползали друг на друга, красоту и величие.

Майкла восхищали только некоторые строения, легкие и радостные, как сказка, с хороводом треугольных скатов, с яркой мозаикой, тонкими башенками и множеством узких окошек, за которыми из века в век жили разные люди, рисовали, смеялись, ругались, умирали. В них он видел вызов темным античным временам с их разрушительными войнами и правителями, готовыми поиграть человеческой жизнью.

Иногда Майкл думал, что отправился бы в такое прошлое, но это было невозможно. Зато будущее за горизонтом вселенной могло принадлежать ему и всему человечеству, если бы люди не предпочитали этому будущему безопасность, тепло и броню технологий. Но это их выбор, а он сделает свой.

Опять накатила волна тошноты, и Майкл пошел быстрее, глубже вдыхая влажный воздух. Ему должно стать лучше от движения. Тем более он ускорился, так как уже был в центре города, где под ногами булыжники тротуара сами двигались в сторону Кремля. Это был единственный знак современности, созданный специально для туристов, чтобы тем не приходилось тратить более суток на пешую прогулку по старой Москве.

Сейчас можно было бы и пробежаться, тем более что улица оставалась удивительно пустой для этого времени.

На запястье завибрировал интерком. Майкл перевел сигнал на микроизлучатель силового поля в груди и уменьшил звук.

– Майкл, где ты?

Джеки говорила сердито и требовательно. Но не по-настоящему сердито. Ей никогда не удавалось разозлиться по-настоящему. Она делала вид, что зла, но Майкл ей не верил. Да и никто из ребят.

– Все в порядке, не волнуйся. Я в Москве.

– Ах, ты в Москве! Ты сутки не выходил на связь! И я не волнуюсь, а в бешенстве.

– Прости, у меня были срочные дела.

– Срочные дела, как обычно. Ты наверняка заперся у себя в лаборатории и пытался загрузить в себя больше, чем способен за раз переварить.

– Видишь, ты все и так знаешь, – хмыкнул Майкл.

– Ты понимаешь, что если делаешь так, то с тобой кто-то должен быть. У тебя может быть стресс и дезориентация! Ты можешь просто истечь кровью!

– Перестань, со мной все в порядке. Я все рассчитал.

– Ну конечно.

– Конечно. Я иду по улице. Помню тебя и ребят, и кто я такой, и что со мною происходило. С удовольствием вспоминаю твое лицо.

– Не подлизывайся.

– Ну, может немного подзабыл, как ты хмуришься и сжимаешь губы, когда недовольна.

– Вот как? – она рассмеялась. – Тогда подъезжай, я тебе покажу.

– Куда?

– Мы собрались попрыгать по верхам. Разный народ. Если за час успеешь добраться, поднимешься с нами.

– Не успею заехать за снаряжением.

– Тут найдется. Просто приезжай, тебе полезно проветриться.

– Сбрасывай координаты.

Майкл остановился и всмотрелся в голографический фрагмент маршрута, появившийся над овальным циферблатом интеркома. Прыгать собирались сначала вдоль Волги, а потом свернуть на Кавказ. Маршрут выглядел многообещающе, и он сможет быть на точке сбора уже через десять минут. Чтобы как следует проветриться.

– Скутер ко мне, – отдал он команду.

Только скутерам было позволено появляться в небе над центральной частью Москвы и только с целью забрать уставших пешеходов. Почти его случай.

Подняв к небу взгляд, Майкл вдруг ощутил горячую влагу на шее. Прикоснулся, уже догадываясь, что это. На ладони отпечатался кровавый след. Тонкая струя медленно вытекала из уха.

У Майкла был закреплен на груди эмергентный пакет. Все необходимое для взбаламученного мозга. Если на кровотечении из уха последствия сегодня закончатся – ему повезет.

Его ждала Джеки, и он не собирался себя жалеть.

Платформа висела над камышами заболоченного края широкой Волги, и внутри торчало уже человек семь из команды, тех, кто не нашел, чем себя занять и притащился пораньше. Майкл успел бы сгонять за собственной снарягой, но, с другой стороны, без разницы чья, лишь бы подошла.

Легкие облака тянулись вдоль реки, их тонкие белесые края насквозь высвечивались солнцем и больше походили на кружева, чем на вату.

Майкл осторожно прикоснулся к уху. Он уже принял дозу из запасов, чтобы не пугать Джеки, и закрепил на груди плоский автоматический инъектор, если что-то пойдет не так в небе. Хотя само движение будет ему только на пользу: расслабляющее действие полета и доведенные до автоматизма навыки прыжков помогут ни о чем не думать, и тогда напряжение нейронов в мозгу пройдет само собой.