Олег Чарушников - Здесь могут водиться люди (сборник)

— Вот это зря, — вмешался брат Геннадий. — Не надо отвозить обратно. Надо их продать. По 150 рублей за штуку. Чистый доход — полсотни. Чистая прибыль!

Мама, задыхаясь от возмущения, ушла в другую комнату. За ней следом убежал Геннадий. На ходу он убеждал маму, что нужно начать покупать гарнитуры и делать из них письменные столы на продажу. Мама стонала и отмахивалась. Мы остались вдвоем.

— Папа, — сказал я. — Что же теперь делать? Мы так хорошо их собирали. Неужели придется разбирать обратно и увозить? Такие столы!

— Ума не приложу, — вздохнул папа. — Наверное, придется разбирать… Он чем-то позвякал из-за столов и опять вздохнул. — Ты понимаешь, Алешка, в жизни все не просто…

— Понимаю…

— Вот я тут пробую-пробую, пробую-пробую…

— Пробуешь-пробуешь?

— Ну да! Пробую разобрать их обратно, а они никак, ну никак не разбираются! Просто не желают они разбираться обратно, вот ведь какая штука!

По-моему, больше всего взрослые работают в выходные дни. Они так устают к понедельнику, что их становится жалко до слез. Иногда мне кажется, если сделать не два выходных, а три или пять, — взрослые долго бы не выдержали. Уж больно они выматываются. Вот и в эту субботу они с самого утра принялись за дела. Первой начала мама. Она вошла в мою комнату со шваброй в одной руке, ведром в другой и спросила с порога:

— Алешка, ты чем занимаешься?

Я с трудом оторвался от окна, за которым наши ребята играли в хоккей, и показал на учебник:

— Учу уроки.

— Неужели? — ледяным тоном заметила мама. — А почему он у тебя лежит вверх ногами?

Я спохватился, но было уже поздно.

— Марш в другую комнату и принимайся за уроки, — распорядилась мама. — Да смотри у меня, не бездельничать! Господи, и в кого ты такой уродился?

Я промолчал. Взрослые любят задавать вопросы, на которые невозможно дать ответ. Не дадут человеку посидеть спокойно. Однажды на этот вопрос я ответил: в папу. Мама тогда прямо задохнулась от гнева и строго-настрого запретила мне так говорить об отце (хотя я о нем ничего и не сказал!) Поэтому в другой раз я ответил: в тебя, мама. Что тогда было, описать невозможно! Только с тех пор на вопрос, в кого я уродился, отвечать мне нечего. В кого, спрашивается, мне еще можно уродиться?! Чудаки эти взрослые. Итак, мама выслала меня в другую комнату. Едва я сел за стол, вошел папа, вытираясь на ходу полотенцем.

— Алешка, ты чем это занимаешься?

— Учу уроки.

— А почему на моем столе?

— Потому что в моей комнате мама делает генеральную уборку.

Папа раздраженно взмахнул полотенцем.

— Она же прекрасно знает, что по выходным я занят диссертацией! Марш на кухню и занимайся там. Да смотри, не бей баклуши!

Папа задумчиво посмотрел на меня, и я понял, что он сейчас спросит. И папа действительно спросил:

— Никак не пойму, и в кого ты у нас пошел?

— Я пошел на кухню, — ответил я.

Лишь только я устроился за кухонным столом, появился старший брат Геннадий. Он даже руками развел:

— Здрасьте, я ваша тетя! Ты что тут делаешь, а?

— Учу уроки.

— Другого места не нашел? — возмутился брат. — Мне нужно срочно допаять новый проигрыватель. Ну-ка, марш отсюда!

Я взял учебник и направился в коридор. На пороге я обернулся и сказал:

— От твоих проигрывателей кошки воют. Наш Тихон в прошлую субботу чуть в окно не выпрыгнул…

Брат рванулся за мной, но я успел заскочить в ванную и запереться изнутри.

— И в кого ты такой получился? — прокричал брат через дверь.

Ну уж ему-то я подавно не стал отвечать. Брат рванул ручку, не добился успеха и отправился на кухню паять свой очередной проигрыватель. Не успел я перевести дух, как в дверь постучала мама.

— Ты чего это закрылся? И вообще, что ты тут делаешь? Быстро уходи отсюда, мне надо сменить воду в ведре. Господи, и в кого ты только…

Я не дослушал и выскочил в прихожую. По субботам портфель у меня всегда наготове. Я быстро надел пальто, нахлобучил шапку и нагнулся за ботинками, как вдруг заметил под вешалкой нашего кота Тихона. По обыкновению, он преспокойно дремал, не обращая внимания на переполох в доме. Меня всегда страшно возмущало такое отношение.

— Ты что это тут делаешь? — строго спросил я. — Не знаешь разве, здесь стоят мои ботинки!

Кот не ответил. Это еще больше меня распалило.

— А ну, марш отсюда! — скомандовал я и вытащил ботинки из-под Тихона.

Тихон не спеша встал и направился по коридору такой ленивой походкой, что внутри у меня все закипело.

— Господи, — сказал я в сердцах, — и в кого ты такой уродился?

Тихон обернулся, серьезно посмотрел на меня зеленоватыми глазами и отчетливо мурлыкнул:

— В тебя!..

И шмыгнул на кухню.

Вовка страшно любит задавать вопросы. Когда он приходит к нам, старший брат Геннадий запирается в своей комнате. Мама говорит, что это у Вовки возрастное и с годами пройдет. Не знаю. Мы с ним знакомы уже четыре года, а никак не проходит. По-моему, даже наоборот — усиливается. Однажды мы с папой смотрели по телевизору детектив. Как один наш разведчик проник в школу абвера и стал там крупной птицей. Тут пришел Вовка и тоже смотреть пристроился. Мы смотрим, а папа все нам объясняет. Когда на экране появился наш разведчик, Вовка спросил:

— Это кто? Фашист?

— Нет, — ответил папа, — это наш разведчик. Его забросили в тыл к фашистам. Он специально переоделся в их форму, чтобы выведать все секреты. Кругом враги, и он должен замаскироваться. Понимаешь, в чем штука?

— Понимаю, — ответил Вовка.

В это время наш разведчик пришел в кафе на конспиративную встречу с полковником абвера. Когда полковник уже совсем согласился, что его карта бита, и начал незаметно передавать нашему секретные сведения, Вовка опять спросил:

— А этот толстый кто?

Папа терпеливо объяснил:

— Во-первых, не толстый, а полный. А вообще-то он полковник, но вынужден сотрудничать с нами.

— Значит, он наш?

— Н-ну, не то, чтобы наш, — замялся папа. — Но, пожалуй… Да, наш. Но не до конца. Не перековался еще.

Тут на экране показался второй наш разведчик. Он работал в кафе официантом и прикрывал первого на случай засады.

— А это кто? — спросил Вовка. — Ух, какой злой!

— Не бойся, — сказал папа. — Он не злой, а сосредоточенный. Он начеку! Это тоже наш. Они вдвоем заброшены в тыл для разведки. Им поодиночке нельзя, понимаешь? Кругом враги. Надо ухо востро держать. Чуть что не так — хлоп, и готово!

И точно, тут же в кафе ввалились эсэсовцы, начали стрелять из автоматов и ловить наших. Первого нашего схватили и привезли на допрос к рыжему штурмбанфюреру с черепом на фуражке. Мы с Вовкой смотрим, не отрываясь. На допросе наш, конечно, молчит. Тогда эсэсовец решил сделать ему укол для расслабления воли и вызвал врача со зловещим чемоданчиком… Мы с Вовкой с ужасом смотрели на огромный шприц. Но тут эсэсовский врач незаметно прошептал нашему: «Вместо вещества для расслабления воли я впрыснул вам обычную воду. Я помогу вам бежать. Штурмбанфюрер подкуплен…»