Сергей Чекмаев - Модноверие [Авторский сборник]

Идол пылал. Матвей замер на покрытых мокрой тиной камнях над линией прибоя, невозмутимый и спокойный, с бомбой в руке. Небо над головой быстро, неуловимо темнело, словно поднявшийся от капища черный дым пропитывал тучи. По кронам деревьев прокатилась упругая волна воздуха, и низенькие северные сосны застонали, раскачиваясь, – они будто пытались вырвать корни из расщелин и бежать прочь.

Перун шел на берег.

Из мутной ряби показалось огромное плечо, покрытое сетями водорослей. Полузадушенный волхв заблеял козленком. Земля застонала – где-то под морем перекатывались гигантские чугунные шары. Затем из волн с шумом выпросталась исполинская рука и с плеском ударила по воде, мутный вал покатился к берегу. Похоже, ему больно, с удовлетворением отметил я. Из бурлящей бездны медленно поднималось огромное, круглое, жуткое – и вот неописуемое черное лицо, изрезанное шрамами, похожее на истерзанную морем скалу, проступило над брызгами.

– Подожди, не бросай! – перекрикнул я рев пучины. – Пусть хоть немного запишется на видео! Нестеров, слышишь меня?

Волхв рывком вывернулся из моих объятий и побежал вверх по склону – я даже не обратил на него внимания. Матвей ждал на берегу, маленький и неподвижный на фоне растущего из волн исполина. Черт побери – он не просто огромен, он невероятен… Матвей растерянно посмотрел на меня – и слабо улыбнулся. Что же мы наделали, идиоты, с грустью подумал я. Однако бежать уже поздно, остается драться или погибнуть.

– Подтверждаю обнаружение объекта «Альфа», – проговорил я в диктофон, – класс мощности по визуальной оценке – высший. Ситуация экстремальная, принято решение уничтожить. Вот такие дела, братцы.

С треском рвались зеленые канаты водорослей. Древний бог уже поднимался на ноги со своего ложа, и потоки воды с гулом падали вниз; ураганный порыв налетел на горящего идола, и пламя загудело, разгораясь. Длинные темные волосы Матвея развевались в воздухе, на мгновение он повернулся в профиль – и я снова заметил улыбку.

– Визуально высота объекта около сорока метров. Движется замедленно, рывками – возможно, анабиотический шок. Уровень жизнеспособности высокий – не будет преувеличением сказать, братцы, что этот упырь мог бы протянуть еще хоть тысячу лет…

Чудовище взревело – меня вжало в землю. Перун увидел нас и сделал первый шаг вперед. В сгустившихся сумерках он походил на ожившую гору.

– Бросай.

Матвей чиркнул зажигалкой и поднес огонек к фитилю. Порыв ветра погасил пламя. Матвей закрыл бомбу спиной от летящих с моря брызг и снова пытался зажечь импровизированный бикфордов шнур. Исполин приближался, его ноги поднимали высокие волны. Я уложил в нагрудный карман очки, тщательно застегнул его.

– Бросай же, братец!

Матвей прикурил от фитиля, резко взмахнул рукой, и фиолетовый воздух рассекла серебристая искра – по высокой дуге точно в голову чудовища. Секунда канула в вечность, другая… исполин заметил приближающийся огонек фитиля и замер в недоумении.

– Ну же, давай, – шептал я.

Косматая тень ухнула сверху на летящую в лицо демона бомбу – ап, и вот уже наш фитилек сверкает бенгальским огнем где-то в стороне. Мелькнули широкие крылья, над ними – неестественно красивое человеческое лицо. Жертвуя собой, птица уносила бомбу в море. Откуда она взялась? У твари было мгновение или два до взрыва. Ох, и надает нам Ковальчук за нарушение инструкции, успел подумать я, – и тут мир взлетел на воздух.

Пылающий деревянный идол вонзился в скалу над моей головой – жар угольев охватил мое тело, куртка вспыхнула, но в следующее мгновение накатила соленая стена воды, и я задержал дыхание. Когда вода схлынула, я обнаружил себя на скале, под ветками поваленной взрывом сосны. Оглушенный, вымокший до нитки, задохнувшийся – я не выпустил диктофон. Уши заложило; словно сквозь подушку слышался бешеный рев чудовища. Скалы задрожали от новых ударов. Он прошел совсем близко!

Шаги, от которых колебалась земля, удалялись прочь, и я, пошатываясь, выбрался из своего убежища. Нацепил на нос очки, огляделся. Что-то белело под ногами. Это была длинная борода на голове Завида. Метрах в пяти выше на скалах черной грудой повисло тело. Не повезло дедушке. Да, похоже – камера погибла, растерянно подумал я. В сумерках я двигался наобум и не замечал Матвея, пока он не схватил меня за полу куртки.

Матвей что-то кричал, но слова звучали глухо, и я не понимал их смысла.

– Ты как, братец? – спросил я.

Он лежал на том месте, где раньше стоял идол. Нижняя часть тела Матвея выглядела как-то странно. Он все что-то пытался сказать мне, указывая в сторону.

– Что? – переспросил я. – Куда он пошел?

А куда, действительно? Мысли путались. Над заливом, там, где не достала волна, горели деревья. Море, покрытое щепой, походило на свежесваренный суп. Издалека донесся рев чудовища. К деревне он пошел, вот куда.

– Дай-ка, – я вырвал из пальцев Матвея зажигалку.

И побежал.

Он шел по пляжу к деревне, оставляя глубокие следы в песке. Какая бы сила не омрачала дневной свет – теперь она явно слабела, и я хорошо видел высокий мрачный силуэт в легком тумане над берегом.

Я остановился отдышаться, опустился на колени на тропе, протоптанной от деревни к капищу. Вытряхнул из станнера аккумулятор (мелькнула мысль – теперь мы беззащитны), тонким лезвием швейцарского ножа пробил крышку. В воздухе поплыл сладковатый химический запах. Ковальчук считает, что серьезное оружие нам, разведчикам, ни к чему – достаточно парализатора. Вот попадет лазерный аннигилятор в руки какому-нибудь Тамерлану – и переписывай историю…

Внизу, на берегу, разыгрывалась драма. Чудовище одним махом взобралось на холм, где стояла деревня, и гневно, обиженно заревело. Я бил себя по карманам в поисках фонарика. Наш красавец хочет излить свою ярость на жителей села, что так долго хранили его покой, – что же, в этом есть некоторая философская глубина… Серная нитка провода-фитиля обрезала мне руку, я облизнул окровавленный палец.

Теперь я двигался осторожно, обходя камни и выступающие из земли корни. Я держал бомбу на вытянутой руке, подальше от себя – понимаю, глупо. Наш красавец ревел в тумане, как раненый тираннозавр. С грохотом обрушилась церковь, недоломанная в ходе прошлого его визита в деревню. Уши, наконец, разложило – и я слышал перепуганные крики женщин. Ну где же ты, чушка, я уже рядом, покажись…

Я оступился и стремительно съехал по склону холма прямо на площадь. Мимо бежали люди. На меня налетела столетняя бабка, закутанная в тряпье. Ее крючковатый нос густо покрывали бородавки.

– Чюдовиштя, – беззубо улыбаясь, шамкала старуха, – чюдовиштя, чюдовиштя…

Я отшатнулся, вытер залитые потом глаза. И тотчас из облака древесной трухи над поваленной церковью выступило лицо.