Клиффорд Саймак - Город. Сборник рассказов и повестей

Я замер. Даже моргать перестал. Надеялся, что он уйдет, если не буду шевелиться. Скунсы давно живут под моей хибарой, года три, не меньше, мы с ними неплохо ладим, но все-таки никогда не водили прямо уж тесной дружбы. Я их не трогал, они меня не трогали, и все были довольны.

Однако этот радостный звереныш, видимо, решил, что я ему друг. Наверное, был так сильно благодарен за то, что я спас его от собак. Он ходил вокруг меня и терся, а потом вообще залез мне на колени, поставил лапы на грудь и заглянул в глаза. И мурчал при этом так, что аж весь вибрировал. Вот так уперся лапами мне в грудь, смотрел в глаза и мурчал – то тише, то громче, то быстрее, то медленнее, и уши у него стояли торчком. Он как будто ожидал, что я замурлыкаю ему в ответ, и все это время не переставая вилял хвостом.

Наконец я набрался смелости и очень осторожно погладил его по голове. Он вроде не возражал. Так мы и сидели довольно долго – я его гладил, он мурлыкал и совсем не собирался на меня нападать. Я осмелел и столкнул его с колен. Не с первой попытки, но встал на ноги и пошел обратно на заднее крыльцо. Скунс потрусил за мной.

Я сел на прежнее место и взялся за бутылку – после всего пережитого требовалось привести себя в порядок. Едва я приложил горлышко к губам, как из-за деревьев на востоке вылетел самолет и пронесся над нами. Все, конечно, подпрыгнуло и затряслось.

Я выпустил бутылку, схватил ружье – но куда там, самолет был уже далеко. Я отложил ружье и стал браниться.

Вот только накануне я пообещал полковнику, что если этот их самолет еще хоть раз пролетит над моей хибарой, я буду стрелять. И я не шутил!

«Нехорошо это, – сказал я полковнику. – Человек решает уйти на покой, строит себе хибару, живет в ней спокойно и никого не трогает. А потом правительство берет и ставит военную базу в двух милях у него под боком, и больше нет никакого покоя, и самолеты летают так, что того и гляди сшибут с крыши трубу. Иногда вообще среди ночи, и тогда человек вскакивает с постели по стойке «смирно», прямо босыми ногами на холодный пол».

Полковник был очень любезен. Разложил мне все по полочкам: зачем нам нужны военные базы, как эти самолеты охраняют наших сограждан, как он старается выбирать маршруты таким образом, чтобы причинять поменьше беспокойства нам, окрестным жителям.

Я заявил ему, что самолеты пугают скунсов, и он не засмеялся, а выразил сочувствие, и еще припомнил, как мальчишкой ловил скунсов в Техасе. Тут я ему объяснил, что скунсов я не ловлю, что я с ними вроде как вместе живу, и что они мне уже прямо почти родные, и ночью, если сон не идет, я слушаю их возню под хибарой и радуюсь, что я не один, а делю свой дом с другими Божьими тварями.

Но он все равно отказался пообещать мне, что самолеты над моим участком летать перестанут. Тогда я пообещал ему, что начну по ним стрелять.

Полковник вынул из ящика книжку и прочел мне закон, который запрещает стрелять по любым самолетам, но я, конечно, ничуть не испугался.

И вот на тебе! Устроил засаду на самолет – а он проскочил мимо именно в тот момент, когда я решил промочить горло!

Тут я вспомнил про бутылку и сразу отвлекся от всех этих мыслей. Бутылка журчала! Закатилась далеко под лестницу так, что не дотянешься, и там булькала. Я от этого звука чуть с ума не сошел. Наконец, улегшись животом на землю, я сумел ее подцепить, но было уже поздно, все вытекло. Зашвырнул я бутылку на двор и понуро сел на ступеньку.

Из темноты появился скунс. Залез на крыльцо, уселся рядышком. Я рассеянно погладил его, а он замурчал. Я как-то даже сразу и забыл про бутылку.

– Чудной, – говорю, – ты скунс. В жизни не слыхал, чтобы скунсы мурчали.

Так мы с ним и сидели. Я ему изложил про хибару, самолеты и полковника от начала до конца – как человек порой делится наболевшим с какой-нибудь бессловесной зверушкой, если других собеседников нету. И даже иногда если есть. Я его уже совсем не боялся и очень радовался тому, что наконец-то один из них пожелал завести со мной дружбу. Воображал себе, что, может, теперь они не откажутся в хибаре у меня пожить, а то что ютиться под полом-то…

А потом я представил, какие глаза будут у парней в кабаке, когда они про все это услышат. И понял, что они не поверят ни одному слову, хоть чем я им поклянись. Тогда я решил прихватить с собой живое свидетельство. Сгреб скунса под мышку и говорю:

– Идем-ка со мной. Ребятам тебя покажу.

По пути я наткнулся на дерево, запутался ногой в обрывке ржавой проволочной сетки, но до Старушки Бетси все же дошел.

Бетси, конечно, не самая новая и не самая лучшая машина на свете, зато ее надежности кто хочешь позавидует. Мы много пережили с ней вместе и прекрасно друг друга понимали. У нас с ней вроде как уговор – я ее кормлю и начищаю ей бока, а она возит меня, куда мне нужно, и всегда доставляет обратно. Человеку рассудительному большего от машины и не требуется.

Я поздоровался с моей старушкой, погладил ее по капоту, устроил скунса на переднем сиденье и сам сел за руль. Заводиться Бетси сперва не хотела. Не было у нее настроения никуда ехать на ночь глядя. Я долго заговаривал ей зубы, как капризному ребенку, и наконец она зафырчала, вся трясясь и хлопая крыльями. Я включил сцепление и вывел ее на дорогу.

– Едем не спеша, – предупредил я ее. – Копы тут где-то, говорят, радар поставили, нечего нам рисковать.

Бетси аккуратно и никуда не торопясь доставила меня до кабака. Я припарковал ее, сунул под мышку скунса и пошел к своим.

За стойкой стоял Чарли, и народу было полно: и Джонни Эшленд, и Тощий Паттерсон, и Джек О’Нил, и еще полдюжины человек.

Я поставил скунса на стойку, и он радостно пошел им навстречу, как будто только и мечтал познакомиться. А ребята его как увидали, так сразу и попрятались кто под стол, кто под стул. Чарли ухватил бутылку за горлышко и пятится в дальний угол.

– Эйза! – орет. – А ну убери отсюда эту зверюгу!

Я ему:

– Да ты не бойся. Он не кусается.

– Кусается не кусается, все равно пусть проваливает!

И все галдят хором:

– Убери его! Пусть проваливает!

Ух я на них разозлился! Чем им помешал такой милый скунс?!

Но ясно было, что убеждать бесполезно, пришлось нести скунса назад к Бетси. Нашел я джутовый мешок, сделал из этого мешка ему гнездо и велел ждать, а сам пошел к ребятам.

Просидел я с ними дольше, чем предполагал, потому что меня заставили рассказать все с самого начала и то и дело задавали вопросы, и потешались надо мной, и всё ставили мне выпивку, а самому даже не дали за деньгами полезть. В общем, когда я вышел, то не сразу сообразил, где стоит моя Бетси, а когда вспомнил, был вынужден как следует напрячь мозги, чтобы рассчитать до нее маршрут с поправкой на ветер. Некоторое время я боролся со стихией и гравитацией, но наконец подобрался к моей старушке достаточно близко, чтобы протянуть руку и схватиться за борт.