Олаф Степлдон - Пламя [сборник]

Пламя снова на какое-то время умолкло, и я уловил глубокую ностальгическую печаль в его разуме. Казалось, оно совершенно забыло о моем существовании. Мне не хотелось беспокоить его; но огонь угасал, а я страстно желал вернуться к обсуждаемому вопросу.

— Вы только что упомянули о ваших собратьях на других планетах. Как им там жилось? — спросил я.

— Сначала — почти так же, как нам. В силу схожести наших условий и наших одинаково «урезанных» умственных способностей, поддерживать с ними контакт нам было гораздо легче, нежели с солнечной популяцией. И все же в одном отношении их участь отличалась от нашей. Люди — единственная разумная раса, произведенная какой-либо из планет. Когда они вышли на уровень экстенсивного использования огня, мы, земные язычки пламени, извлекли из этого огромную пользу. Наша популяция увеличилась, и мы достигли подлинного культурного прогресса, главным образом через изучение человеческого разума и поведения. Наши сородичи на других планетах не имели такой возможности. Когда их миры охладились, они либо уснули, либо были намертво скованы подземной лавой. За исключением редких случайных событий, вроде вулканического извержения, когда у некоторых, безусловно, на какое-то время прояснялось сознание, они так и остаются в плену сна; целые популяции «спящих красавиц», ожидающих поцелуя принца. Возможно, когда-нибудь мы, более удачливые, сумеем им помочь — но не без вашей помощи.

Пламя теперь нуждалось в горючем, поэтому я вывалил в камин все, что оставалось в ящике, осторожно восстанавливая прежнюю конструкцию над центральным просветом и оставляя отверстие, через которое можно было видеть живое пламя. Занимаясь этим, я сказал:

— Все, что вы мне рассказали, — чрезвычайно интересно, и я с удовольствием слушал бы вас всю ночь. Но огонь скоро окончательно погаснет, а угля у нас больше нет. Разумеется, я надеюсь, что обязательно наступит такое время, когда человечество сможет помочь пламенной расе осуществить эту великую спасательную операцию, но, судя по всему, это случится еще в весьма отдаленной перспективе. Пока же, быть может, вам лучше открыть мне, чего именно вы хотите от меня, чтобы я мог обдумать это завтра и выработать какой-нибудь план действий, пока буду бродить по холмам?

Ответ был таким, что лишь усилил и так уже постепенно нараставшее во мне беспокойство. С тех пор как пламя начало говорить со мной непосредственно по-английски, я лишился возможности улавливать его невыраженные мысли, которые прежде буквально втекали в мой разум. Была ли эта недоступность неизбежным следствием достижения им более высокого уровня сознания в общении с расовым разумом или же просто умышленной сдержанностью с его стороны? Уж не прятало ли оно мысли, которыми не желало со мною делиться?

Его ответ на мой запрос относительно того, чем именно я могу быть ему полезен, только укрепил меня в моих подозрениях.

— Нет! — сказало пламя. — На столь ранней стадии, как я уже успел понять, мои откровения касательно того, как именно вы можете помочь нашему роду, могут стать для меня фатальными. Сначала между нами должно установиться полное доверие. Мне нужно дать вам неопровержимое доказательство того, что те вещи, которые вы считаете самыми важными и замечательными, и для моего вида, несмотря на все наши различия, тоже важны и замечательны.

Я возразил, что оно уже заручилось моим доверием, но пламя стояло на своем.

— Нет! — сказало оно. — Вы мне симпатичны, но я еще не завоевал ваше сердце настолько, чтобы можно было заявить с уверенностью: да, он готов биться за наше дело, как за свое собственное!

Я заверил его, что хотя многим из нас, вероятно, и была бы неприятна мысль о том, что на одной с нами планете существует какая-то другая, разумная, но совершенно отличная от нас раса, те, кто взял бы на себя труд серьезно поразмыслить над природой сознания, несомненно, ощутили бы исключительно родство со всеми существами, сознающими себя личностями. Я зашел так далеко, что заявил: уж по крайней мере мы, телепаты, сделаем все возможное, чтобы помочь разумным язычкам пламени в их нынешнем горе.

— Хорошо, очень хорошо! — проговорило пламя. — Но не давайте опрометчивых обещаний, прежде чем я изложу вам все дело. Необходимо, чтобы ваше сотрудничество было добровольным и искренним. Возможно, вы действительно уже осознали, сколь непохожи наши виды, и теперь я должен попытаться убедить вас, что, несмотря на все наш различия, в душе мы — существа родственные, так что давайте перейдем к сути вопроса. Вам, человеческому индивиду, известно, что такое любовь; известно это и мне, живому пламени. И раз уж мы оба потерпели в любви неудачу, между нами должна установиться особая симпатия. Как и я, вы были счастливы найти подругу, с которой заключили счастливый и живительный брак. На протяжении многих лет ваша зависимость друг от друга становилась крепче и приятнее. Вы сплетались в единое целое. Вы вполне познали глубокую, спокойную страсть взаимных ласк и взаимного возбуждения, пикантное удовольствие в бесконечном различии и ярко выраженной неповторимости. И вы нашли в этом познании личной любви некий высший смысл, недоступный для ваших двух эфемерных «я», не так ли? Разве я не говорю, как тот, кто знает, что такое любовь?

— Вы выражаетесь теми же самыми словами, которыми часто выражался я. Если вы не выкрали их из глубин моего сознания, если они действительно ваши, то вы, безусловно, знаете, что такое любовь.

Никак не прокомментировав мою реплику, пламя продолжало:

— Потом, на середине жизни, совершенно внезапно и беспричинно, ваша любовь разбилась вдребезги. Не из-за вмешательства другого человеческого существа, но всего лишь из-за вашей одержимости исследованиями. Из-за того, что ни один из вас так и не познал себя самого или другого достаточно глубоко, ваша любовь, в конечном счете, не выдержала напряжения этой дисгармонии. Вы, следуя своим наклонностям, с головой погрузились в огромный новый океан познания; а она, робко замочив ноги по щиколотку, вышла из воды. Вы манили ее к себе, но ничего не сделали для того, чтобы помочь ей последовать за вами, так как были одержимы. Ваша былая любовь какое-то время еще позволяла вам держаться вместе, но она была не из тех женщин, что готовы к вашим приключениям. Ей казалось, что вы сходите с ума. В итоге… да, она потеряла вас в этом океане. Я прав? Все ведь было именно так?

На мгновение я лишился дара речи при мысли о том, что столь инородное существо может знать обо мне так много. Меня хватило лишь на то, чтобы пробурчать нечто невнятное в знак согласия.