Олаф Степлдон - Пламя [сборник]

Можно представить, каким потрясением стало это открытие для общества, ориентированного на персональное божество, божество любви, и во всех отношениях организованного как теократия, — особенно с учетом того, что все члены этого общества верили в настоящий и скорый союз с их Богом.

Но то было еще не самое худшее. В слабой надежде на достижение некой более сокровенной истины решено было продолжить исследования. «В конце концов, — именно таковы, насколько мне помнится, были слова Касса, — космический дух все же встретился лицом к лицу с голой, ничем не приукрашенной реальностью. И именно такой она, эта реальность, и оказалась — голой, пустой, совершенно чуждой духу, совершенно равнодушной к священным ценностям пробудившихся умов космоса. То было Совершенно Иное, и притом совершенно непонятное. Оно, это Иное, оказалось в некотором смысле персональным, или по крайней мере «не менее, чем персональным». В действительности же, вероятно, оно было бесконечно более, чем персональным. Сказать о нем можно было лишь то, что оно включало в себя всю ментальную и духовную жизнь космоса, а вместе с ней громадный сонм космических созданий, отличавшихся друг от друга столь сильно, что между ними не могло возникнуть ни малейшего понимания.

Для высшего Существа, заключавшего в себе эти создания, все их устремления были в равной степени тривиальными. Для него их функция заключалась не в успешной манифестации жизни духа, а только в том, чтобы сознавать, чувствовать, стремиться — разнообразно, по-своему, и даже безуспешно или извращенно. Тем самым, и помимо собственной воли, они обеспечивали его существование».

Слушая, как Касс трагическим голосом излагает это открытие, я не смог удержаться от легкого смешка. Мысль о том, что величественный космический разум одурачил сам себя, поверив в то, что его цели совпадают с целями Бога, что он вот вот-вот вступит в союз с Богом, показалась мне весьма забавной. Никогда не забуду, с какой яростью и презрением Касс зыркнул на меня, когда услышал мое приглушенное хихиканье. «Спору нет, — сказал он, — космический разум обманулся и получил по заслугам; но следует ли существам, вроде нас, смеяться над колоссальной духовной катастрофой космического масштаба, помешавшей счастью мириад впечатлительных особей?» Конечно, я видел трагическую сторону ситуации; но в тот момент меня куда больше занимала мысль, что столь высокоразвитое существо могло свалять такого дурака. Любое жалкое насекомое, вроде меня, наделенное толикой независимого ума и самокритичности, легко избежало бы заблуждений космического разума. Этот вывод казался не только забавным, но и приятно тешил самолюбие. Мне пришлось напомнить себе, что, в конечном счете, повода для самодовольства нет, поскольку я слушаю всего-навсего фантазии психически больного человека, а не объективный доклад о фактических глупостях, совершенных реально существующим космическим разумом.

Но вернемся к истории, какой ее изложил мне Касс. Естественно, любое общество, базировавшееся на строго теократической основе на всем протяжении геологической эпохи, пришло бы в замешательство, когда бы выяснилось, что все его верования не имеют под собой никакой основы. Описывая эту катастрофу, Касс использовал замечательный образ. «Космическое общество, — сказал он, — оказалось в положении тюленя, плывшего глубоко подо льдами к далекой полынье. Он подплывает к этой промоине — трепещет сердце, легкие горят — и обнаруживает, что она затянута толстым слоем свежего льда. Отчаянно, тщетно бьется тюлень в это тюремное окошко, затем легкие его сворачиваются, и он теряет сознание».

Подобным же образом и космическое общество, рассчитывавшее на скорое и живительное общение с Богом, обнаружило, что попало в заточение. Вскоре после того, как отчаянная попытка пробиться в более возвышенную и благоприятную реальность провалилась, оно распалось на части, и, если я правильно понял Касса, объединенный космический разум прекратил свое существование. Сохранился лишь разум отдельных миров, вроде мира солнечных язычков пламени, которые по-прежнему состояли в телепатическом контакте друг с другом, но уже не обладали общим сознанием единого разума. И всех их преследовали неприятные воспоминания об этом трагическом открытии. Более того, все они, по отдельности, и сами оказались под угрозой распада вследствие внутреннего конфликта, поскольку каждый из этих миров теперь разделился на две партии. Одна из них упорно придерживалась своей веры и страстно желала продолжить духовные поиски в надежде, пусть и ничем не подкрепленной, на то, что эти изыскания все же приведут к открытию истины, даже еще более сокровенной. Другая готова была принять недавнее открытие как окончательное и хотела переустроить весь космический порядок на чисто эпикурейской основе.

На солнце, судя по всему, ни одна из сторон так и не сумела достичь перманентного превосходства над другой. Результатом этого извечного противостояния стал хаос. Иногда миром на протяжении нескольких тысяч лет кряду правили сначала правоверные, затем скептики. Иногда им удавалось прийти к неустойчивому компромиссу. А иногда обе стороны, теряя собственное достоинство, начинали придумывать и использовать методы насилия. Так и на солнце наконец познали войну.

Когда земные язычки пламени установили новый контакт с солнцем, они обнаружили, что солнечное общество пребывает в состоянии мучительного смятения, еще не придя в себя после очередной войны. Но совсем недавно, как я понял, там возникла некая новая партия, заявившая, что может предложить эффективный синтез воззрений и целей старых партий. Эта новая партия, или секта — назовите ее, как вам будет угодно, — открыто заявляла и пропагандировала взгляды, которые во многом походили на те, коих придерживались убитые Кассом земные язычки пламени. Они охватили разом и метафизический агностицизм, и верность «духу».

— Мы не знаем ничего, мы ничего не знаем, — провозглашали они (по крайней мере так утверждал Касс), — и, вероятно, ни один конечный разум, даже космического статуса, никогда не постигнет абсолютной истины. Но нам ее знать, в общем-то, и не нужно. Все, что необходимо — это восприятие, несомненное восприятие всепоглощающей красоты духа, а также осознанная уверенность в том, что мы все по природе своей есть инструменты выражения духа.

Касс процитировал эти слова с горячностью и очевидным согласием. Разумеется, вскоре он заявил, что им удалось убедить его присягнуть на верность новой партии. Лично мне этот компромисс представляется безнадежно сомнительным и несостоятельным, но Касс воспринял его очень серьезно. По его словам, «интеллектуальная целостность, дорогой друг, это, конечно же, прекрасно; она заставляет нас быть законченными агностиками в том, что касается устройства вселенной. Но эмоциональная целостность не менее важна; она заставляет меня быть честным по отношению к моему восприятию духа».