Александр Михайловский - Проклятый мир Содома [СИ]

Служанки у магов и Волкодавов тоже относились к тому же остроухому подвиду человеческой расы, что и другие лилитки, и отличались хрупкой, почти прозрачной красотой, чем резко контрастировали как с мрачно-брутальными рослыми и плечистыми «ручными» боевыми лилитками, так и с их гибкими как змеи «дикими» сестрами. Интересно, отчего такая разница в телосложении, ведь, насколько нам известно, все разновидности лилиток разводятся на одних и тех же фермах от одной и той же племенной популяции. Или это каким-то образом связано с режимом питания и обращения в раннем и среднем детском возрасте до периода полового созревания? Не знаю, не знаю. Но в принципе сейчас для меня это и не важно, поскольку их разведением я заниматься не собираюсь, а если кто из боевых лилиток, уйдя из этого мира вместе с нами, решит по пути размножаться, так это все будет в сугубо частном порядке. Единственное, что сейчас меня интересует, так это «ручные» боевые лилитки, их потери в бою, а также то, сколько из них мы сможем взять к себе, а сколько должны будем оставить здесь для поддержки тевтонов.

Из примерно десяти тысяч боевых лилиток, участвовавших в этом походе, в итоге выжило и перешло на нашу сторону около восьми тысяч бойцыц. При этом чуть более трех тысяч из них не отступили по приказу Колдуна и продолжили сражение с Волкодавами – и, следовательно, попали под действие наложенного нами заклинания, которое оказалось для них не только регенерирующим. Пусть я и не такой великий маг, как наш юный Колдун, но могу предположить, что каждый из нас отдал в это заклинание не только свои силы, но часть своих способностей и своей души. Вот смотрю я сейчас на кучку тихо переговаривающихся рослых статных остроухих красавиц, уже успевших опоясаться поясами с висящими на них трофейными бронзовыми мечами – и, хоть мы с ними еще не знакомы, не прошли вместе через битвы и через годы – но, несмотря ни на что, я чувствую в них «своих». Возможно, такое чувство и возникает как раз тогда, когда вкладываешь в кого-то душу, а потом начинаешь видеть в нем часть себя.

Ответные взгляды, которые они на меня бросают, даже заставляют немного поежиться; в них и уважение, и благодарность, и даже какое-то мистическое почитание, как будто я не человек из плоти и крови, а какое-то сверхъестественное существо – бог войны там, или, как говорили в том прошлом для нас мире, богоравный герой. Такая оценка – это слишком большая честь, и еще большая ответственность. Ну не чувствую я в себе ничего такого божественного – и все тут. Хотя возможно, что появившееся после того заклинания ощущение постоянной мысленной связи между мной и ими – это и есть один из признаков такой сверхъестественности. А из-за того, что более тысячи из находящихся со мной на связи боевых лилиток тяжело ранены, я чувствую их боль почти так же, как если бы это у меня были отсечены руки и ноги, вспорот живот и разбита голова. Меня успокаивает только то, что лечением этих малых частиц, тоже составляющих часть меня, занимается наш лучший лекарь Лилия, и в помощь ей имеется магический фонтан, а также чудесные лекарства из мира контейнеровоза.

Единственное, чего я боюсь – это то, что, узнав о такой плотной связи с этими женщинами, Елизавета Дмитриевна начнет меня к ним ревновать или потребует, чтобы я тоже вошел с ней в такой же постоянный ментальный контакт. И так, за небольшими исключениями, большая часть моих подчиненных – именно женского пола, и все они ведут себя так, как будто влюблены в меня до смерти, и будто я женат именно на них, а не на своей законной жене. Но и законная жена тоже должна понимать, что в первую очередь самолеты, то есть дело – а все остальное уже потом.

Кстати, наши амазонки нашли на поле боя и принесли мне тот самый тесак, которым местный маг в самом начале сражения хотел зарубить тех двух несчастных лилиток. С первого же взгляда на этот сильно изогнутый клинок односторонней заточки из темной бронзы становилось понятно, что это не мое. Веяло от него, знаете ли, чем-то таким потусторонним, смертельно вампирьим; и еще мне на мгновение показалось, что этот клинок изготавливали отнюдь не человеческие руки. Спросить, что ли, у Гефестия, как-никак он специалист. Но Гефестий не понадобился – меч опознала Зул бин Шаб, в самые интересные моменты ненароком всегда оказывающаяся поблизости.

– Наших мастеров работа, – сказала она восхищенно-благоговейным полушепотом, рассмотрев и чуть ли не обнюхав клинок, который я держал в своих руках, – они и вложили в него три сильнейших заклинания: первое – выпивает жизнь убитых этим мечом врагов и отдает их силы своему хозяину, второе – одевает клинок в рубашку из плазмы, и, если хозяин этого меча архимаг или полубог, может создать истекающий с острия плазменный поток длиной в несколько сотен шагов, третье – делает владельца этого меча неуязвимым для стрел, которые сгорают, не долетая до него с десяток шагов. Первое заклинание из области магии смерти, а два других из магии хаоса, то есть огня.

– Странно, – сказал я, – последний хозяин этого меча был застрелен снайпером в голову, и никакое заклинание его при этом не спасло.

Зул бин Шаб скептически хмыкнула, выражая всю то презрение, которое можно выразить бесхвостому и безрогому существу, которое по какому-то недоразумению является ее работодателем и прямым начальством.

– Какой же это был хозяин, – протянула она, – в лучшем случае несертифицированный пользователь, а в худшем и просто вор, взявший чужую вещь, которой он не умеет пользоваться. Из всех заклинаний на мече активировано только самое первое, а о существовании двух остальных тот придурок не имел ни малейшего представления. Да и если заклинание защиты от стрел и было бы активировано, то оно ни коим образом не смогло бы защитить своего владельца от пули, потому что та летит значительно быстрее стрелы, и не имеет легкозагорающихся древка или хвостового оперения. Кстати, кажется, я знаю, что это за меч… – ее желтоватые глаза сверкнули горделивым самодовольством, она еще немного понизила голос и продолжила торжественно и тихо, выговаривая каждое слово, – Это Дочь Хаоса, которая пропала среди миров вместе со своим владельцем, моим дальним родственником, лет пятьсот назад по вашему счету. И еще – если бы вы знали, что она думает о тех чудаках, которые держали ее в руках, пока она пребывала в этом мире, то наверное, ваши уши тут же покраснели и свернулись бы в трубочку…

– А что, – спросил я, – у этого меча еще и есть свое мнение?

– Еще как есть, – усмехнулась Зул бин Шаб, – фактически мнение – это единственное, что у них есть, и высказывают они его направо и налево. Вот твой меч Ареса – разве не своевольничает он время от времени?