Александр Михайловский - Проклятый мир Содома [СИ]

Да, когда детский голос в моей голове начал говорить мне, чтобы я бежала направо к опушке леса, чтобы очистить поле для каких-то там тевтонов, я его не послушала, и не собиралась слушать. Одну лишь цель видела я впереди – до тех пор, пока на меня не накинули новое заклинание подчинения, вцепиться в глотку хоть одному Волкодаву и увидеть его смерть, пусть даже она наступит одновременно с моей. Волкодавы медленно отступали под яростным натиском моих сестер, и некоторое их количество уже лежало мертвыми и умирающими на земле, а значит, те мои сестры, которые уже пали в этом бою, погибли совсем не напрасно. Гром не с небес звучал почти непрерывно, но тогда я не знала, что это именно он убивает Волкодавов, а не мои сестры, у которых получалось не столько убивать, сколько отвлекать и добивать. Уж слишком несопоставимо было вооружение у них и у Волкодавов.

Споткнувшись об один такой труп, я выругалась, как последняя полевая рабочая, после чего, нагнувшись, я вытащила из помертвевшей руки заточенный как игла, окровавленный клиновидный меч длиной в локоть. Кровь на клинке явно принадлежала моим сестрам и взывала к отмщению. Это было страшное оружие, но я совершенно не представляла, как им надо правильно пользоваться, и от этого даже немного растерялась. Меч – это оружие Волкодавов, и нас никогда не учили, как им надо правильно пользоваться. И вдруг, в этот момент наивысшей растерянности, меня охватило такое чувство, будто прямо за моей спиной стоит кто-то очень сильный – как Волкодав, который совсем не Волкодав. И тут я поняла, что это был Он, Воин с сияющим Мечом, которого мои бывшие хозяева маги называли Древним Врагом. И при этом я тоже почувствовала себя сильной-сильной, как будто не было только что долгого изнуряющего бега под палящим солнцем, а потом ужаса отнимающей все силы атаки обреченных.

– Спокойно, девочка, я твой друг и ты здесь не одна, – сказал мне Воин, взяв меня за запястье своей сильной рукой, – вот смотри, как все просто. Делаешь раз, делаешь два, делаешь три – и враг уже мертв. Поняла?!

Там, за спиной Воина, стояли и другие, но только я их не разглядела. Мне было просто не до этого. Еще раз повторив показанные мне движения и издав яростный боевой клич, я крутанула в руке меч, который в тот момент показался мне легче тонкого древесного прутика, и с ревом ярости бросилась в самую гущу схватки. Дальше я почти ничего не помню. Помню только, как срубила своим мечом древко копья, почти у самого наконечника. Потом прямо передо мной из строя вывалился один из Волкодавов, чей шлем смешно съехал на бок – и я прыгнула вперед в открывшуюся дыру в строю, успев всадить меч под кирасу сперва одному, потом другому врагу, после чего третий до рукояти вогнал мне свой меч в незащищенный живот. Страшная боль пронзила меня, но я еще успела дотянуться руками до его горла, и, не разжимая смертельного хвата, увлекла его вслед за собой на землю. Он еще пытался трепыхаться, но это было бесполезно; даже умирая, я была сильнее его, и вскоре Волкодав затих, а ко мне, несмотря на ужасную боль в распоротом животе, смерть совсем не торопилась. Потом прямо надо мной раздался ужасный скрежет и лязг; и совсем рядом прошло множество чужих ног, обутых в тяжелую и грубую обувь. Поняв, что уже оказалась позади строя чужих копейщиков, я подумала, что уже умерла, а на самом деле только лишь потеряла сознание. И все то время, пока я лежала, умирая, голос Воина в моих ушах повторял:

– Подожди, девочка, потерпи, осталось совсем немного. Помощь уж близка, мы тебя не оставим, только потерпи немного.

Я только подумала, что с такими ранами помощь может заключаться только в одном – поспособствовать моей скорой смерти, и что тогда моим мясом можно накормить тех, кто еще может идти в бой. Но помощь оказалась действительно помощью, потому что меня нашли, при помощи специальной магии засунули обратно в живот вывалившиеся кишки, (что было еще больнее того, как они у меня выпадали), после чего положили на носилки и куда-то понесли, а затем я позволила себе снова потерять сознание, упав в сладостное небытие.

Очнувшись, я обнаружила, что лежу в застланной простыней ванне, заполненной мерцающей разноцветными искрами священной магической водой, чуть порозовевшей от моей крови – и от этого чуть не сошла с ума. Такую воду маги пьют разбавленную по одному глотку в день, а тут целая ванна – мне одной, какой-то остроухой! Этот воин – или просто сумасшедший, или ужасный мот, ведь в нижних городах такую воду продают по золотому за один маленький кувшинчик…

– Насрать на золотые, моя девочка, – услышала я в своей голове его беззвучный голос, – деньги ничто, а люди все.

– Я не человек, – ответила я, – я остроухая…

– Плевать на то, что ты остроухая, – с убежденностью произнес голос Воина, – мы убьем любого, кто скажет, что ты не человек, и что ты не ровня нам. Успокойся и выздоравливай, девочка, ты среди друзей.

Приподняв голову, я огляделась. Полутемное помещение было неярко освещено исходящими от магической воды бликами и тусклыми светильниками. Во всех соседних ваннах, которых тут было великое множество, лежали такие же, как я, остроухие, раненые в том бою; и только в одной находился круглоухий… мужчина, который дремал, чуть прикрыв глаза. Помощники мага жизни, тихо передвигающиеся по помещению, вчетвером поднимали из ванн одни тела, для которых срок лечения, наверное, уже закончился, и тут же клали вместо них другие.

Потом четыре высокие и очень худые круглоухие девицы вынули меня из ванны, перемотали мой живот материей и отнесли в помещение, где рядами стояли застеленные чистой тканью ложа, и уложили на одно из них, прикрыв полотном до самого подбородка. После этого я начала думать, что мне делать дальше, если новые хозяева, потратившиеся на мое лечение, не наложат на меня нового заклинания подчинения.

– Никаких заклинаний подчинения, моя девочка, – чуть насмешливо произнес в моей голове все тот же голос, – во-первых – это не наш метод, а во-вторых – находящиеся под этим заклинанием воины получаются несколько второсортными, а это не для нас.

– Хорошо, Воин, – мысленно сказала я, – скажи, тебе нужны солдаты?

– Да, – ответил он, – нужны. Но только они должны разделять мои убеждения и служить мне совершенно добровольно.

– Хорошо, – мысленно произнесла я, – я разделю с тобой любые твои убеждения и буду служить тебе совершенно добровольно. Клянусь!

– Ладно, – сказал Воин, – спи и выздоравливай, девочка, сладких тебе снов.

И я заснула. При этом до сих пор не могу понять – я тогда действительно мысленно разговаривала с Воином или это мне все причудилось в бреду? А если причудилось, то почему, когда он во плоти посетил «палату» (как называлось то место, где мы лежали), то дружески подмигнул мне, как старой знакомой. Не знаю. Но клятву верности как ронин я ему обязательно принесу.