Александр Михайловский - Проклятый мир Содома [СИ]

– Так, господа, – решительно произнесла я, – финансы – это не по моей части, и, кроме того, мне ничего неизвестно о плате, взимающейся с переселенцев.

– Смилуйтесь, фройляйн Гретхен, – взвыли все трое, – вы же очень важная персона, и сможете заступиться за нас, бедных и несчастных сирот, а мы уж вас не забудем и отблагодарим…

Ага, бедные сиротки, которые наели такие хари, что те в окошке не помещаются, зато плакать умеют как профессиональные попрошайки. Собственно, программа иммиграции тевтонов в новый мир развивалась ни шатко ни валко. Главным образом так получалось потому, что уехать в основном хотели разные неудачники, у которых дела не шли и в этом уже достаточно развитом мире, и очень трудно было представить, что под новым солнцем у них прорежутся какие-нибудь таланты, которые принесут им успех. Такие вот, «богатые буратины», как выражается унтер-офицер Кобра, впервые выказали свое желание принять участие в этой программе. И гляди ты – им не понравилось поклоняться богине, а не богу. Зато пожирающему тевтонов нечистому чудовищу-людоеду, небось, поклонялись безропотно. Нет, с такими требуется разговаривать только на их родном языке.

– Хватит, господа, – хлопнула я ладонью пол столу, – вы мне что тут, взятку предлагаете? Мне, доверенному лицу гауптмана Серегина? Да вы знаете, что за такое бывает? Фрау Мэри у нас финансовый гений, маг богатства; и если она считает, что вы способны заплатить такую цену за переход без ущерба для ваших основных средств, то значит, вы действительно способны заплатить эту сумму.

– Смилуйтесь, добрая госпожа, – снова взвыли господа бизнесмены, – но как же это можно, чтобы за серва требовалось платить такую же сумму, как и за мастера, или даже подмастерья? Ведь многие чернорабочие сервы сами по себе не стоят и серебряной монеты…

– Если хотите, – услышала я донесшийся от дверей голос Мэри, – то заведите свой собственный портал и устанавливайте на нем свои цены. Милости просим, как говорится. А пока вы такого сделать не в состоянии, будете без стона платить нам нашу научно обоснованную цену. Понятно?

Тяжелый вздох, вырвавшийся сразу из трех глоток, послужил ей ответом, после чего все трое предпринимателей, понурившись, потянулись на выход. Умеет же эта Мэри ставить на место разных торгашей, этого у нее не отнять.

– Привет, милочка, – поприветствовала меня Мэри, – а ты здесь какими судьбами? Решила начать отбивать хлеб у бедной финансистки?

– Да нет, Мэри, – ответила я русской криптограммой второго порядка, – все, что произошло – это просто случайность. Меня зачем-то хотел видеть папа, но сейчас его здесь нет, а Аделин сказала, что эти господа давно меня ждут, и я подумала, что, быть может, это и есть то самое дело, но потом засомневалась. Папа никогда не разменивается ерунду и никогда не привлек бы к этому делу меня – для этого у него есть специальные помощники, действующие исключительно по официальным каналам, потому что положение Великого Магистра обязывает. Кстати, кажется, эти трое мне знакомы, да только я никак не могу вспомнить, где же я их видела.

– Все очень просто, Гретхен, – фамильярно ответила Мэри, – Этот, который с тобой говорил, мистер Вайс – хозяин кузнечных мастерских, выполнявших наш заказ по штамповке защитных шлемов и комплектов лат. Двое его спутников – это мистер Крюгер и мистер Фишер; один владеет мастерской по изготовлению стеганых доспехов, набитых конским волосом, а сервы другого шили для нас кавалерийские сапоги и краги из кожи. Потому-то все трое ходили сюда как к себе на работу, торговаться за каждый пфенниг и за каждое бракованное изделие. А вот теперь они явно смекнули, что у твоих соплеменников в том мире скоро появится нужда в большом количестве защитной экипировки, и решили под шумок проскочить в тот мир на халяву. Твоя мачеха наверняка срубила себе на этом деле небольшой, но весомый бакшиш. Она ведь у тебя, кажется, из служанок, которые через постель своего господина выбились в леди?

– Она мне не мачеха, Мэри, а нянюшка, – резко ответила я, – когда я родилась, то родная мать вообще не захотела меня знать. Сперва мне купили кормилицу, а потом, когда я немного подросла, то опеку надо мной приняла Аделин, которая была мне вместо настоящей матери. Она учила меня ходить, читать и считать, она сидела возле моей постели, когда я болела, она радовалась всем моим успехам и печалилась неудачам. Фройляйн Анна говорит, что не та мать, которая родила, а та, которая вырастила; и думаю, что это правильно, потому что вырастила меня все-таки Аделин.

– Извини, Гретхен, – покаянным голосом произнесла Мэри, – я же всего этого не знала. Если твоя мамушка даже и поимела хоть что-нибудь с этих козлов, так это только к лучшему. Таких доить – не передоить.

– Ладно, Мэри, – сказала я, – проехали. Сейчас мне больше всего интересно, по какому вопросу я понадобилась моему отцу, раз он выдернул меня аж из другого мира?

– Чего не знаю, того не знаю, – пожала плечами Мэри, – об этом надо спрашивать у твоего папы, и раз он позвал тебя, а не обратился ко мне, то вопрос скорее всего не торговый, а чисто политический.

– Если бы вопрос был чисто политическим, – ответила я, – то папа вызвал бы меня на пару с гауптманом Серегиным или же попросил прийти только его.

– Наш Серегин, – усмехнулась Мэри, – превратился в очень важную птицу, которую просто так не побеспокоишь. Наверное, твой папа хочет выяснить, настолько ли этот вопрос серьезен, чтобы заинтересовать собой самого бога справедливой оборонительной войны. Ведь из всех нас ты знаешь его, пожалуй, лучше всего.

– Да уж, Мэри, – ответила я, погружаясь в воспоминания, – лучше меня этого человека знают только бойцы его первоначального отряда, а также фройляйн Анна и ее маленькие подопечные.

– Ладно, – махнула рукой Мэри, – пойду работать. Еще не поступила часть заказанных твоим Серегиным полевых кухонь, а также подрессоренных пароконных бричек и санитарных повозок. Кстати, ты не знаешь, зачем Серегину брички – вроде не замечала за ним особого стремления к роскоши?

– Спроси чего полегче, – пожала я плечами, – но могу сказать одно – к роскоши это не имеет никакого отношения. Русские умеют и любят воевать, и наверняка эти брички нужны ему для размещения какого-либо оружия…

В ответ Мэри только покачала головой и вышла, а я осталась ждать моего папу. Впрочем, мое ожидание не затянулось надолго. Папа приехал минут через пятнадцать, по странному совпадению обстоятельств, как раз на такой подрессоренной бричке, о которой у нас с Мэри только что шел разговор. Кроме кучера и папы, в бричке находились еще два солдата фельджандармерии, местная амазонка-ренегатка (судя по шелковому наряду и богатым украшениям – не менее чем атаманша), и еще один, одетый в грязную военную форму, очень худой, заросший щетиной человек, настороженно озирающийся по сторонам. Еще четыре амазонки, в одеждах попроще, ехали следом за бричкой, держа руки на рукоятях мечей. При этом выражение лиц у амазонок было торжествующе-самодовольным, у папы лицо выражало усталость, как будто этот вопрос надоел ему хуже горькой редьки, а у фельджандармов лица были откровенно равнодушно-скучающими. Им сказали охранять этого человека, они и охраняют. Будет приказ отпустить – отпустят, а если прикажут убить, то убьют. И плевать им на амазонок, потому что здесь, в центре Тевтонбурга, несмотря на то, что наступили новые времена, амазонка, поднявшая руку на тевтона, проживет не дольше нескольких минут. Раньше они могли появиться здесь, в городе, только в ранге пленных, предназначенных к жертвоприношению; и даже свои дела наша разведка и ренегатки обстряпывали где-нибудь в глухих углах на границе, а теперь, ты посмотри – обнаглели, разъезжают посреди бела дня и даже вооруженные.