Александр Михайловский - Проклятый мир Содома [СИ]

Говорят, что такую команду дал наш комполка, подполковник Седов, заслуженный офицер, которому до пенсии оставался год с хвостиком.

– Чует мое сердце, – сказал он, – в чистое поле едем…

А ведь помимо машин для перевозки имущества полка, которые обычно применялись при выезде на учения, использовались и «хозяйки» с автороты, и приписанные к батальонам «Уралы» со вторым боекомплектом – все же мы там в Германии войну ждали в любой момент, и поэтому первый боекомплект хранился прямо в технике, второй – в этих самых приданных к батальонам грузовиках, а третий и четвертый – в машинах дивизионного автобата, превращенного в специальный мобильный склад боеприпасов. Но в случае войны они нам могли и не понадобиться, потому что танк в бою рассчитан только на пятнадцать минут, а потом усе – крышка.

Сборы были как на войну – такие же суетливые и бестолковые, разве что не под бомбами; да и направлялись мы в обратную сторону. Но худо ли, бедно ли – к восьми часам парки полка уже содрогались от рева и свиста прогреваемых двигателей и угарный чад смешивался с холодным мелким моросящим дождем. И вот семейные попрощались со своими, ворота части распахнулись, и танк командира полка, рассекая мрак фарой и свистя турбиной, первым прыгнул в мокрую моросящую ночь. А за ним уже пошли остальные машины. Сперва три танковых батальона, с приданными машинами, потом пехотный батальон, артдивизион, зенитный дивизион, авторота и прочие службы, включая клуб и полковой оркестр.

Если верить прикидкам на пальцах, то, с учетом разрывов между батальонными колоннами, полк растянулся не меньше чем на семнадцать с половиной километров. Дорога к станции погрузки пролегала через довольно протяженный лесной массив и была прекрасно знакома нашим механикам-водителям, ибо из года в год вот уже сорок четыре года полк выезжал этим путем на учения; но теперь ему не суждено было вернуться в родные казармы, в которых уже гулял ветер и стоял запах разрухи – той самой, которая не в сортирах, а в головах.

И вот представьте себе – темнота, ветер, моросящий дождь, который, стоило нам выйти из части, перешел в проливной ливень, да такой, что свет танковой фары вяз в его косых струях, не пробиваясь и на тридцать метров, и механику-водителю из всех деталей пейзажа была видна только корма предыдущего танка – больше ничего. И тут к тому же начал греметь гром и сверкать молнии, что для ноября было совсем уже чем-то невероятным. Как только началась гроза, связь между машинами совсем пропала, в наушниках стоял сплошной писк и треск, и, если бы не корма переднего танка в омываемой струями дождя оптике перископа, то можно было подумать, что это мы плывем в воздухе между черным промокшим небом и такой же землей.

Кончилось все в один момент. Вдруг где-то позади полыхнула молния такой силы, что, казалось, где-то поблизости сработал тактический ядерный боеприпас, а примерно десять секунд спустя до моей машины докатился гром, слышный даже под броней при задраенных люках. И тут же прямо над нашими головами в сплошной облачной массе образовался разрыв, через который проглянула отнюдь не россыпь ночных звезд, а яркое полуденное солнце с клочком голубого неба; этот просвет принялся расширяться прямо на наших глазах. Солнечные лучи рассекли непроницаемый мрак, и стало видно, что колонна полка идет не по чистому и аккуратному ночному немецкому лесу, а по залитой солнцем чуть всхолмленной степи, в которой то тут то там поднимались исполинские деревья, а впереди – если верить компасу, на юге – была видна невысокая горная гряда. Вот это я понимаю – приехали.

Нельзя сказать, что наш комполка растерялся – нет, он сделал все, как требовали уставы – нашел неподалеку подходящий холм и встал на нем лагерем; инженерная служба просверлила в земле колодцы, из которых была получена вполне приемлемая вода, радисты из роты связи слушали абсолютно пустой эфир и непрерывно передавали свои позывные, а разведрота вела разведку на удаление до двадцати пяти километров, но не встречала никого, кроме очень странных зверей. Все это было очень похоже на то, что мы оказались в другом мире – как в тех фантастических романах, которые я, будучи ребенком, с упоением читал. Ведь тогда я мечтал о захватывающих приключениях, необыкновенных странствиях…

И вот сейчас, когда, каким бы невероятным это ни казалось, мы очутились в совершенно ином мире – все растеряны и подавлены, а в умах царит тоска и уныние. И лишь маленький лучик надежды иногда пробивается сквозь толщу мрачных предчувствий и горестных раздумий – может быть, нас все-таки найдут и спасут? – но он тут же гаснет, придавленный неприглядной и страшной реальностью. Словом, она, эта реальность, оказалась не такой, как вымысел фантастов. И дело было не в объективной действительности, а в чем-то другом, словно в душе каждого из нас – там, где-то глубоко – жило то, что сковывало подобно липким путам; причем действовало это массово. Вместо воодушевления и стремления вперед нас всех одолела пассивность и хандра. Эта массовая напасть завладела всеми без исключения – подобно серому туману, она обволакивала разум и вкрадчиво, словно жуткую колыбельную, нашептывала: «Вы все умрете… умрете… умрете…».

Тем временем день шел за днем, и начпрод каждый день урезал рационы, потому что время шло, а продуктов оставалось все меньше. Если бы мы убыли из полка с сухпаем на три дня, как этого и требовал приказ, то, наверное, к настоящему времени уже все перемерли бы от голода. Дошло даже до того, что Седов, ужасный служака и буквоед, разрешил охоту на местную живность и сбор в степи белых грибов, которые в невиданных количествах вылезали из земли после каждого, почти ежедневного, дождя.

Но дело это было не такое однозначное, потому что кроме грибов и дичи в степи имелись очень милые хищники, самый безобидный из которых напоминал гиену размером с крупную лошадь, а также в немереных количествах произрастала дикая травка каннабиса – ее очень быстро опознали уроженцы южных солнечных республик и тут же пустили в широкое употребление. И еще, как оказалось, в степи были и другие хищники, двуногие и говорящие. Однажды – по моим расчетам, на шестьдесят второй день нашего пребывания в этой степи – я получил наряд возглавить бригаду тихих охотников (то есть сборщиков грибов), потому что взятые с собой продукты к тому времени совсем закончились. В мои обязанности вменялось следить за порядком и, если что, автоматными очередями отгонять от солдатиков разное подозрительное зверье. Местность эта была вроде уже знакомая, опасности никакой не наблюдалось – ибо та же супергиена или гигантский хищный кабан подкрадываться совершенно не умеют, их фишка в неутомимом преследовании своей жертвы с тем, чтобы не дать ей оторваться, утомить – а уж потом закончить дело одной быстрой атакой.