Альфред Кубин - Царство грезъ

— Горничная больше не придетъ? — спросилъ я.

— Насъ никто не потревожитъ.

Пара великолѣпныхъ красноватыхъ косъ упала вдоль ея спины. Она зашла за высокія ширмы, стоявшія у камина, и совсѣмъ распустила волосы.

— Волосы — единственные въ своемъ родѣ. Я ничего подобнаго не видѣлъ, — сказалъ я. — Но прошу васъ, прошу васъ!..

— Вы, кажется, просите ужъ черезчуръ многаго, — съ кокетливымъ негодованіемъ произнесла она и покраснѣла.

Румянецъ, выступившій на ея щекахъ, ясно указывалъ, что она не станетъ долго сопротивляться. Я подошелъ къ ней и дрожащими пальцами сдѣлалъ то, что должна была сдѣлать горничная…

… На улицѣ было тихо. Гдѣ-то звякала сабля. Я зашелъ въ кафэ, выпилъ крѣпкій пуншъ, и, когда зашумѣло въ головѣ, явилась потребность погрузиться умомъ въ «ничто». Когда же я выпилъ еще нѣсколько стакановъ, возникла мысль о самоубійствѣ. Лучше не существовать, чѣмъ жить по-дурацки среди дураковъ. Но, хвативъ чернаго кофе, я пришелъ къ заключенію, что не только не способенъ на жизнь, но и на самоубійство. Я взглянулъ въ зеркало и увидѣлъ болѣзненное лицо.

… Былъ третій часъ утра, когда нелѣпый волчій аппетитъ явился у меня, и я съѣлъ три порціи ветчины и множество пирожковъ. Подошелъ ко мнѣ хозяинъ гостиницы и спросилъ, гдѣ я желаю провести ночь. Потомъ онъ увелъ меня въ маленькую комнату, гдѣ въ альковѣ стояла кровать. Я заснулъ мертвымъ сномъ. Проснулся я на другой день съ огромнымъ подъемомъ силъ и весь предался работѣ. Это былъ какой-то запой, а не работа. Подъ вліяніемъ горя я создалъ свои лучшія вещи. Кромѣ того, я занимался еще поэзіей и психографикой.

Цѣлую ночь проводилъ я, стараясь объяснить себѣ, какъ могла умереть моя жена. Отъ природы она была такая здоровая. И что это былъ за проклятый домъ! Вскорѣ умерла штамповщица, служившая у насъ. Это былъ третій трупъ въ теченіе шести мѣсяцевъ.

И другія перемѣны произошли въ нашемъ домѣ. Такъ, Джіованни Батиста открылъ свою собственную мастерскую, а въ городѣ появились двѣ новыя личности, на которыхъ сначала не обратили вниманія. Они разсказывали очень много о томъ, что дѣлается за границей и какой тамъ совершается во всемъ колоссальный прогрессъ. Но грезовцы мало интересовались ихъ разсказами.

— Что-жъ, возможно, — говорили они и переводили разговоръ на другіе предметы.

Только Царство Грезъ казалось намъ громаднымъ, остальной міръ не привлекалъ нашего вниманія.

Какъ-то вечеромъ отправился я на рѣку удить рыбу. Уженье было моимъ любимымъ занятіемъ еще въ дѣтствѣ. Я сѣлъ близъ мельницы, и страннымъ показалось мнѣ то, что я видѣлъ. Зеленоватыя, фосфорическія полосы мелькали на стѣнахъ. Какія-то непріятныя, ясно ощущаемыя, какъ бы магнетическія вліянія испытывалъ я возлѣ нея. Надъ дверями была распята живая летучая мышь. А у двери стоялъ мельникъ и курилъ трубку. Когда я закинулъ удочку и спустилъ ноги, кто-то произнесъ совсѣмъ близко отъ меня: «Нельзя-ли подвинуться налѣво». Я наклонился и увидалъ у своихъ ногъ толстое, круглое лицо, лежавшее на фонѣ песчанаго берега.

«Что за чертовщина?» — подумалъ я, но вскорѣ обнаружилось, что это врылся въ песокъ сыщикъ и подсматривалъ за мельникомъ.

Возвращаясь домой черезъ мостъ, я услышалъ тягучее монотонное пѣніе. Въ томъ направленіи, откуда оно неслось, лежало предмѣстье со своими низенькими домишками. Пѣніе было такое унылое, что сердце мое сжалось. Вода была поразительно спокойна.

«Надо пройти туда когда-нибудь», — подумалъ я, а пока зашелъ на нѣсколько минутъ въ кофейню.

Антонъ старательно убиралъ со стола, за которымъ только что сидѣли гости. Въ рукѣ у него былъ послѣдній нумеръ «Голоса».

— Наконецъ, онъ у насъ, — сказалъ онъ мнѣ.

— Кто такой?

— Вчера пріѣхалъ американецъ, — серьезно сказалъ онъ.

— Какой американецъ?

— Просто американецъ, человѣкъ съ большими деньгами.

Предмѣстье состояло изъ деревянныхъ домишекъ подъ острыми кровельками или даже съ соломенными крышами. Нѣкоторые изъ нихъ похожи были на палатки и имѣли круглую форму. Каждое жилище было окружено своимъ садикомъ. Издали это предмѣстье можно было принять за этнографическую выставку. Странныя фигуры, большія и малыя, изъ дерева, камня и металла, стояли вокругъ, и почтенныя деревья осѣняли мѣстность широкими вѣтвями.

Здѣсь жили первобытные обитатели страны.

Печать необыкновеннаго покоя лежала на всемъ. Я потратилъ немало времени, прежде чѣмъ, бродя, натолкнулся на этихъ людей. Трое высокаго роста людей сошли съ холма и на мой поклонъ важно кивнули мнѣ бритыми головами. Это были старики чисто монгольскаго типа — въ желто-оранжевыхъ платкахъ. Вскорѣ увидѣлъ я и другихъ. Всѣ они сидѣли, какъ статуи, передъ своими хижинами. Одинъ смотрѣлъ на горшокъ съ цвѣткомъ; другой — на спавшую у его ногъ собаку; третій — на камень.

Племя это было очень гордое и вело свое происхожденіе отъ Чингисхана. Я едва различилъ двухъ женщинъ среди нихъ, такъ онѣ одинаково были одѣты и одинаково держались. Красивѣе всего у этихъ людей были ихъ глаза — синіе, лучистые и косопоставленные. Когда-то туземцы эти, должно быть, много воевали, потому что на лицѣ ихъ остались шрамы отъ былыхъ битвъ.

Я все чаще и чаще сталъ навѣдываться черезъ мостъ къ синеглазымъ и тихонько наблюдалъ ихъ. Они на меня произвели глубокое впечатлѣніе.

Для меня загадка Патеры все еще была неразрѣшимой, и старый профессоръ былъ правъ, когда сказалъ, что вся Страна Грезъ представляла изъ себя одну сплошную каторгу, управляемую тайнымъ страхомъ. За кулисами правленія стоялъ самъ владыка страны. Мысль, что онъ былъ властителемъ 65 тысячъ жителей, казалась мнѣ невѣроятной. Докуда простирались границы его власти, я не могъ сказать, но мнѣ мало-по-малу становилось яснымъ, что вся животная и растительная жизнь въ странѣ получала импульсъ отъ него. Непонятно было только, какимъ образомъ истекала отъ него эта власть, но она давала себя чувствовать въ самой послѣдней мелочи. Господинъ владѣлъ нашею волею и мутилъ нашъ разумъ; онъ былъ въ то же время всеобщимъ слугою своихъ подданныхъ. Чѣмъ больше я вдумывался въ это, тѣмъ невозможнѣе казалось мнѣ разрѣшеніе задачи. Но если Патера, этотъ эпилептикъ, представлялъ собою мистическую личность, и все совершалось въ странѣ его волей, то что будетъ, если онъ состарится и умретъ? Неужели и въ насъ искра силы погаснетъ съ его искрой? Какимъ образомъ скопилась въ его рукахъ такая колоссальная энергія?

Но я увидѣлъ передъ собою остатокъ стараго знаменитаго племени, привычки котораго ничего общаго не имѣли съ нашими. По цѣлымъ часамъ смотрѣли эти старики вдаль, едва перекидываясь между собой двумя или тремя словами и никогда не улыбались; эти синеглазые были воплощеніемъ совершеннѣйшаго равновѣсія. Я бы назвалъ ихъ состоянія духа участіемъ въ безучастіи. Сколько было старѣйшимъ изъ нихъ лѣтъ, я не могъ точно опредѣлить. Всѣхъ ихъ едва-ли было пятьдесятъ человѣкъ. У нихъ были удивительно бѣлые зубы, и тѣло ихъ было сухо и твердо, какъ скелетъ. Мертвыхъ своихъ они погребали въ саванахъ вмѣстѣ съ мохомъ и листьями возлѣ ихъ жилищъ и затѣмъ уравнивали землю, не дѣлая никакихъ памятниковъ надъ могилой.