Михаил Чулаки - Книга радости — книга печали [Сборник]

Петя, Таня, весь ученый мир надеялись, что Петя с Таней смогут повторить свой генетический подвиг; и через полтора года после рождения Кости Таня родила снова — на этот раз в присутствии всех мировых светил акушерской науки, — родила обыкновенную девочку, впрочем, вполне здоровую и очень миленькую. Таня была смущена, что напрасно обеспокоила столько светил, чуть ли не пыталась извиняться, но самое яркое светило успокоило ее ученым афоризмом — вообще-то старым, но Тане неизвестным, поскольку она никогда не имела отношения к науке:

— Отрицательный результат — тоже результат.

Костину младшую сестру назвали Дашей.

Костя лежал перед окном в своей вынужденной и вместе с тем любимой позе: на животе, подперев подбородок руками. За окном в саду без всякой цели, просто от избытка сил и радости жизни носились Даша и ньюфаундленд Лютц. Вообще-то Лютц был подарен Косте, но почему-то сразу признал своей хозяйкой Дашу, а к Косте относился как ко всем домашним: дружелюбно, но без самозабвения.

Костя смотрел в сад и думал о том, какой он несчастный человек. Вот так носиться по саду, как Даша с Лютцем, он не может: крылья будут за все цепляться. Да и вообще, что он может? На земле, в сущности, ничего.

Только что прошел дождь, над садом шли с юго-запада низкие лохматые тучи. Шли быстро: значит наверху сильный ветер. Гаврик, лучший друг, свободный аист, уже четвертый год живущий со своей семьей на крыше, а теперь больше в доме, чем на крыше, нетерпеливо шагал по комнате, подходил к окну, стучал клювом по стеклу, нетерпеливо оглядываясь на Костю, — давал понять, что давно пора отправиться куда-нибудь — ну хоть на Чертово болото; Гаврик поохотился бы на лягушек — из чистого гурманства, потому что в доме его кормили все наперебой, даже Лютц взял манеру (никто не учил, сам) хватать зубами мелкую рыбешку и протягивать Гаврику, который невозмутимо принимал дружеский дар; ну а Костя, пока Гаврик промышляет, низко носился бы над соседним заброшенным полем, пугая крылатой тенью мелкую живность — зайцев, чибисов, перепелок, да и лису, если случится на поле рыжая… Давно пора, а Костя все медлил, тянул: то отговаривался перед собой и Гавриком дождем, то внушал себе, что не совсем хорошо себя чувствует. А на самом деле после вчерашнего большого шоу, как называет такие хотя и вполне документальные, но все же срежиссированные съемки Кирилл, телеоператор и давно уже свой человек в доме; после того как кончилась суета и разошлись гости, учителя, телевизионщики, врачи, кинохроника — так и сделалось грустно. Вот и до сих пор.

Большое шоу было посвящено окончанию Константином Кудияшем средней школы — заочно, разумеется, но это не имело значения. Под перекрестными взглядами теле- и кинокамер завгороно вручил Косте аттестат. Естественно, вместе с золотой медалью. Костя и правда учился хорошо — а как можно иначе, если встречаешься с учителями один на один? Рассказывают, что нормальные ребята сидят перед учителем человек по тридцать-сорок, каждого учитель успевает спросить раза два в месяц, ну и некоторые рискуют: не учат урока в надежде, что пронесет и не спросят. Много интересного рассказывают… Да, так Костя учился хорошо, но не только за это ему золотая медаль, но и потому, что без медали никак нельзя: без медали не получит естественного завершения репортаж об успешном окончании школы Константином Кудияшем, а репортаж этот уже давно запланирован на ТВ и в кинохронике; да и все, кто интересуется Костиной жизнью — как их назвать: незнакомые его друзья? болельщики? почитатели? — были бы разочарованы, если бы школьные годы их кумира не были увенчаны золотой медалью. Но Костя на самом деле учился хорошо, и учителя ставили ему пятерки с чистой совестью и с некоторым облегчением.

Стыдно сознаться, но я тоже окончил школу с золотой медалью. Стыдно, потому что презирать отличников стало в литературе общим местом; не успеешь открыть повесть или роман, как читаешь: «терпеть не могу эту породу не имеющих своего мнения и туповато прилежных людей» — ну или что-нибудь в этом роде. В полемическом задоре, обидевшись на определение «туповато прилежный», я мог бы заявить, что школьная программа требует для своего освоения весьма скромных умственных усилий, и потому н е с т а т ь отличником — значит расписаться в своей природной тупости, но воздержусь. Позволю себе лишь скромно заметить, что отличники бывают разные — и туповатые, и блестяще остроумные, а употребление общих мест в литературе не украшает авторов и вызывает невольное подозрение: а не заслуживают ли они сами (эти авторы) тех эпитетов, которыми мажут без разбора безответных отличников?

Это я больше в собственную защиту — Костя-то ни в какой защите не нуждается.

И вот заслуженные регалии уже в столе — и медаль, и аттестат. Мама хотела было торжественно выставить медаль в столовой, но Костя не разрешил: забросил, едва выключили диги, в глубь письменного стола — специального стола особой конструкции, сделанного для Кости: низкого, подковообразного, чтобы он мог лежа на животе дотягиваться до десятка ящиков — забросил с непонятным самому раздражением.

Семнадцати ему еще нет, семнадцать исполнится в сентябре, но это не имеет никакого значения — аттестат получен, прекрасный аттестат с заголовком, напечатанным золочеными буквами, и теперь невозможно дольше откладывать давно уже пугающее Костю решение: что делать дальше? Одиночество приучило его к размышлениям, и потому мысли о неизбежности выбора давно портили ему настроение, но раньше оставалось впереди время, оставалась надежда на внезапный случай, который вдруг сделает будущее бесспорным и ясным.

С особенным раздражением Костя вспоминал вчерашнее мельтешение Владимира Николаевича, режиссера кинохроники. Владимир Николаевич снимал Костю уже, наверное, в сотый раз, и давно уже «вынашивал замысел», а вчера приставал с этим замыслом особенно настырной к самому Косте, и к отцу с матерью: по его замыслу, Косте надо было идти в киноактеры, сняться во множестве фильмов, в которых никто, кроме него, сняться не может: «Амур и Психея» в первую очередь, потом «Икар», потом… Ничего себе, оригинальный замысел! Да Косте таких предложений приходит со всего мира по пять штук в неделю! Костя в принципе ничего не имел против киноактеров и с удовольствием бы снялся, если бы подозревал в себе актерский талант, а так — работать чудом-юдом — чем он тогда лучше урода из старого цирка?

Гаврик еще раз оглянулся на Костю, деловито вспрыгнул на подоконник и сильным ударом клюва распахнул полуприкрытые рамы — видно, решил лететь один. Костя вскочил.