Борис Прохоров - Костер для сверчка

Лица посланцев дышали холодом. Блеклая кожа, синюшные от природы губы, студенистые глаза их предводителя как нарочно усиливали впечатление враждебности. Степняки ждали решения оружно, подчеркнуто выказывая твердость намерений. Да и пришли они, вопреки обычаю, большим числом, нежели Пхан и его люди. Не радовало, что предводителем степняков являлся Бодучий Рог. Печально известный неуживчивостью и высокомерием по отношению к любому, кто, по мнению Бодучего Рога, хоть в чем-нибудь уступал ему. Если накануне Пхан еще сохранял надежду на благоразумие посланцев, что имело под собой почву, возглавь Поедающих Глину хитроумный Тар или Гибкий Тальник, то теперь настроение старшего охотника упало. Вожаком посланцев оказался Бодучий Рог — значит предстоял затяжной спор. Язык задиристого степняка будет цепляться за каждый сучок на пути разговора; А с каждым потерянным на пустые препирательства днем слабее и слабее будет след настоящих виновников раздора, и все сложнее станет доказывать непричастность Людей Камня к убийству.

Сбоку от посланцев сидел Шиш. Он принял потаенный вызов Пхана и ввязался в спор. Стойбище последовало совету Длинноногих, не ведая о их участии, так как охотник счел удобным промолчать о наличии советчиков-пришельцев. Знай Пхан про вмешательство Длинноногих в столь деликатный вопрос, неизвестно как повернулось бы дело. С другой стороны — иного выхода у Людей Камня просто-напросто не было...

Шиш слабо сознавал причины проявленной им скрытности. Схватка с Пханом не могла служить тому объяснением. Так в чем же дело? Может в том, что темны были намерения пришельцев, и он, инстинктивно, опасался подвоха? Почему, по мнению Длинноногих, он должен оставаться в стойбище, тогда как другие будут искать убийц? Ну нет! Шиш не привык стоять в стороне.

Волновался и Пхан. К имеющимся потрясениям добавились гуси, которых притащил Тонкое Дерево. Вновь следы тянулись в направлении проклятой топи. Пхан пытался не думать o ней, о злосчастных птицах. Убеждая себя, что гуси и погибшая тройка степняков — не имеют отношения к смерти Ме-Ме. Но снова и снова его одолевали сомнения.

Положение выправил знахарь. Надо ли ждать подвоха от болотных духов там, где смерть нашла степняков? — рассуждал он. И сам себе ответил — не надо. Наткнувшиеся на трупы обитатели равнины живы и здоровы. А разве Люди Камня трусливей обитателей земляных нор, бледнокожих червей, не брезгающих липкой грязью? Разве Пхан или Расщепленный Кедр слабее любителей лягушек, оскорбивших недоверием Живущего За Рекой Сима?..

Пытливый взгляд Много Знающего ощущал мрачные лица. Широкие пластины желтых зубов язвительно проглянули меж темно-коричневых губ. Посланцы, не поняли унизительного для них смысла сказанного знахарем, так как говорил он на своем языке и довольно быстро; зато остальным его речь прибавила бодрости.

...Забота Длинноногой тронула бы охотника, не оконфузь она его своей несдержанностью. К возмущению Треснутого Копыта женщина чужого племени уцепилась за руку мужчины, удерживая его. Остроносый выбранил пришелицу. Однако Длинноногая продолжала вопить: «Шиш, не ходи! Это нельзя! У болота...» — Тут Остроносый хлестнул ее по щеке...

Длинноногая не принадлежала Шишу. Но она не была подругой и пятнистого пришельца. Напрасно тот ударил женщину. Поселившись среди Людей Камня, чужак, хотел он того или нет, обязывался соблюдать обычаи хозяев. Он мог бы поберечь силу для более достойного занятия. Например, для охоты на кабана или для схватки с косолапым. Только оскаленная зубастая пасть и длинные, кривые когти вызывали у него оторопь.

В два прыжка охотник вернулся. Кулак опустился на макушку чужака. Который не ответил на удар, сделался сонным, встал на карачки, и часто-часто замигал, словно в оба глаза ему попало по соринке. У Шиша исчезло желание продолжать потасовку. Он круто развернулся. Бросился догонять посланцев.

«Если встретишь неведомое, оглянись по сторонам, авось увидишь что-нибудь еще».

В пути Шиш посмеивался: зарвавшийся чужак получил должное, а его робость выглядела забавной — точь-в-точь свалившийся в воду барсук.

Сдерживая смех, охотник шумно выдыхал воздух носом, так что Пхан начал коситься в его сторону. «И этот похож на хлебнувшего воды барсука», — веселость Шиша все прибывала. Он живо представил себе обиженно-потерянную остроконечную морду зверя, неожиданно для себя оказавшегося в холодной реке, и поперхнулся смехом.

Мало подходящее случаю настроение рослого охотника заметили посланцы. Степняки насупились. Скривив рты настолько, насколько им позволяло собственное достоинство и осознание значимости доверенной им миссии, Толстяк, чью круглую рожу безобразила сломанная, а позднее криво сросшаяся переносица, буркнул, вскипев: «Мы ждем, Пхан.»

Бодучий Рог страдал от возможного покушения на его авторитет. Тяжелый загривок, яма на месте переносицы и тугие щеки предводителя степняков налились кровью. Веселые метляки в глазах Шиша бесили его. Остановился для нового спора с Пханом. Заранее готовый противоречить во всём. Бодучий Рог нуждался в поводе для прекращения переговоров; и он поклялся такой повод создать. Его собеседник не догадывался о подобном коварстве. Тщетно вглядываясь в физиономию посланца, разделенную длинным шрамом на две неравные части, где верхней из них был бугристый лоб, редко встречающийся у обитателей равнины.

— Поедающие Глину — смелые охотники. Наше племя не желает лучшего соседства, чем жители степи. — Пхан старался одолеть неприязнь Бодучего Рога. — Юноши из стойбища Людей Камня по-прежнему хотели бы выбирать здоровых и плодовитых подруг в землянках, вырытых среди блестящей на солнце травы...

Слушатели явно смягчились. А оратор продолжал:

— Так оно. Так. Наши мужчины презирают одержимых злыми духами. они предпочитают дружбу с Поедающими Глину, Мы всегда жили с вами в мире, обменивая острые скребки и наконечники на прочные, красивые шкуры, выделанные в жилищах за болотом...

— А сегодня, — уродливая переносица Бодучего Рога ожила, — мы требуем обмена наших убитых охотников на ваших… еще живых.

Юмор степняка был столь же мрачным, сколь мрачным выглядело его лицо.

— Да! Так будет справедливо, — зашумели посланцы. — Наше требование согласуется с древним обычаем...

Скулы Пхана побелели. Он больше не походил на зверя с черными полосами на морде; загнанно-хищно раздулись его широкие ноздри.

— Поедающие Глину сбились со следа: то они соглашаются проводить нас к месту гибели своих охотников, то отказываются...

Толстяк осклабился:

— Никак нас пытаются уговорить, словно молодых женщин?