Борис Прохоров - Костер для сверчка

Уклончивость собеседника мало обнадеживала. Он пространно и путанно «петлял»:

— Схватываться с существом, — он слегка запнулся, — которое Шиш именует «болотным чудовищем», мне не приходилось. Блестящезубый… — Нет. Ему явно было не по себе — крапинки на его лице позеленели. — Блестящезубый...

Продолжение звучало монотонно. Словно Пятнистому разом сделалось скучно. А может его клонило в сон? Скорее всего пришельца что-то смущало. Хотя уши охотника не улавливали посторонних звуков. Кроме длинноногих и Шиша в перелеске никого не было — он ручался за это.

— В общем так. — О Блестящезубом Остроносый больше не упоминал. — У меня имеются кое-какие соображения. М-м-мда... Чудовище нападает выборочно. Оно не бросается несколько раз кряду. До сего дня было так... Поразив Ме-Ме, оно отпустило с миром охотников, пришедших вослед косоглазому. Растерзав степняков, чудовище оставило в живых их сородичей. Зато через два дня оно яростно набросилось на посланцев и Пхана. Дав уйти остальным. О чем это говорит? Только о том, что, умертвив две-три жертвы, страшный хищник на время затихает или… или временно становится беспомощным. Да злые болотные духи владеют страшным оружием. — Говорящий оживился. Повеселел. Неужели его радуют огненные зубы чудовища? Ну, конечно, Шишу попросту привиделось, что Пятнистый симпатизирует людоеду. Ни один человек, будь он в здравом уме и рассудке, не станет сочувствовать опасному хищнику. Злые духи напоминают мне ловушку для лис. Чтобы она сработала, ее всякий раз нужно настраивать.

Вот это лучше! А то Шиш уже начал подозревать, что Длинноногий не в состоянии говорить кратко и внятно. Так думал охотник. А конопатый пришелец в это время мучительно соображал, как «разжевать» для Человека Камня понятия, которыми привыкли пользоваться пришельцы. Он думать не смел о духовной пластичности их интеллекта. Он отвергал, казавшееся диким, предположение, что человек во все эпохи равно велик и одинаково ничтожен как перед Пространством — Материей так и перед собственным Духом! Будучи малой частью этих величин. Длинноногие гордились дистанцией отделяющей их от первобытного состояния. Будто дистанция эта была непрерывной и поддавалась элементарному исчислению. Сам Пятнистый снисходил до Людей Камня. Однако эта снисходительность умиляла лишь его самого. Снисходительность всегда сродни заносчивости. А для заносчивости у пришельцев не могло быть оснований. Однажды народившись, разум не менялся качественно. Сознание Шиша столь же пытливо и просветленно, как забывчиво и поспешно сознание пришельцев. Если соплеменники Шиша безотчетно преувеличивали животную часть собственной сущности, справедливо наделяя способностью мыслить даже зверя, то Длинноногие непомерно превозносили сознательное начало, пренебрегая своими животными корнями. И тех и других могло бы примирить одно — человечество не одиноко в бесконечном времени. Позади и впереди его всегда есть другие. Страдающие подобно ему. Радующиеся как он. Нет ничего фатального в бренном мире. Животворящий Дух вечен. Вечна его обитель. И равная мера отпущена каждому поколению: Шишу доступна отвлеченность мышления Длинноногих, а пришельцы хранят в себе первородную кровожадность Пхана. И если обитатель пещеры считает кровожадность ничем не оправданной свирепостью, то Длинноногие, запамятовав о том, за давностью лет, допускают жесткость, как печальную, но приемлемую необходимость...

Шиш легко представил картину будущей схватки. Охотничьи: владения чудовища быстро увеличиваются в размерах. Как ни крути для Людей Камня осталось всего две возможности: бежать или уничтожить хищника. Выяснилось и кое-что отрадное: чудовище атакует только тогда, когда, его жертва находится в пределах прямой видимости. Значит обоняние можно исключить. А большой камень, толстый пень, высокая кочка — надежно прикроют охотника.

Пришелец покривился:

— Если бы. Никто не спорит, до настоящего времени злые духи смирно отсиживались под слоем грязи. Но кто может поручиться, что они будут сидеть там и впредь? А ну как они выберутся на сушу? Хуже того — взлетят? — Лапы и крылья! Лицо Шиша запламенело. Как он мог упустить из виду! Длинноногий прав: в борьбе с чудовищем шансов на успех у охотника гораздо меньше, чем ему показалось на первым взгляд. Что же, и он не прост: на его стороне быстрота движений и точность удара. Не зря Пятнистый выбрал именно его…

Шиш лукавил сам с собой. К кому еще мог обратиться чужак? К Расщепленному Кедру? Старый добытчик отказался бы наотрез, он не принимал Длинноногих всерьез. К Много Знающему? Результат был известен наперед. Нет, нет и нет! Кроме Шиша не было кандидатур.

Охотник не ошибался, хотя многого пока не знал. Он не знал, например, что его смелость Длинноногий объяснял недостатком развитого воображения. Что вероятность остаться в живых после схватки с чудовищем для Шиша равнялось нулю. Что обсуждая вариант с Шишом, Длинноногая упирала на моральную сторону дела, Но о какой морали шла речь? Какие нравственные нормы применимы в пещерном мире, на фоне грязных блохатых шкур? Нужно быть реалистом: бытие определяет сознание Пятнистый добавил бы — и мораль. Что касается Длинноногой, Пятнистому было ясно: женщина симпатизирует крупному, полному первобытных сил самцу. Ох уж этот атавизм женских пристрастий! Однако он, Пятнистый, не вправе идти на поводу у первобытных чувств...

Лицо пришельца передернулось.

... Длинноногая не доискивается сути вещей. А ведь разум не просто «две ноги, две руки и зачаток речи». Разумеется, Люди Камня разумные. В определенной степени. Но разум их одномерен, иллюстративен, как одномерна и конкретна живопись Тонкого Дерева. Длинноногая в восторге от пещерных карикатур: «Ах волшебный примитивизм! Ах таинство первобытной искусства!». Она забывает, что это — потом, позже, спустя тысячи лет. Потом будет фурор: гениальная пластика… первобытный шедевр... Это через много веков инфантильным «знатокам» пещерного искусства мазня Тонкого Дерева покажется идеальной. Те-те-те… Талант? Талант сродни помешательству. Достигая многого в одном, личность неизбежно теряет в чем-то другом. Зато абсолютно «нормальный» человек — это полное безумие. Конопатый пришелец любил мыслить парадоксами.

... Мазня, пещерного «художника» гениальна в пределах своего пещерного времени. Как гениален рисунок трехлетней девочки. Он гениален в силу того, что он... трехлетен. Карандашная мазня шимпанзе — всегда шедевр, потому что обезьяне не должны рисовать...

Он вернулся мыслями к охотнику. Рослый дикарь являлся отличным полуфабрикатом. Длинноногим присущ естественный гуманизм по отношению к живому. Однако высшее проявление гуманизма заключается в жертвовании простым на благо сложных структур. На пути к совершенству необходимы затраты. Сородичи пришельца уплатили по счетам. Настала очередь Людей Камня...