Борис Прохоров - Костер для сверчка

— Может пришелец ослеп? Но зато видели мы. Раковины прилетели со стороны топи, от того проклятого болота, на которое наложено табу!

Пальцы Длинноногой стиснули запястье охотника. Она как и ее опешивший сородич попала в довольно затруднительное положение, ибо Много Знающий выбрал удачный момент для мести. И теперь открыто издевался над пришельцами.

— Чужак молчит? Пусть Длинноногая ответит за него. Ага! Она тоже проглотила язык. Уж не она ли приманила в наши края опасную дрянь? Я уверен, что пришельцы могли бы о многом поведать нам, не откажи им дар речи. О чем Пятнистый сигналил Шишу, когда светящиеся твари кружили здесь, словно голодные вороны? Или меж створок крылатых «ракушек» имеется вкусное содержимое, которое чужаки берегут для себя...

Много Знающий бил наугад. Koe-какие сомнения относительно пришельцев у, него зародились давно, еще с момента гибели Ме-Ме. Тогда своими сомнениями он поделился с Пханом. Однако старшего охотника подвела самоуверенность; за что он в конце концов и поплатился. За последнюю луну сомнения знахаря перешли в уверенность. Но одной уверенности было мало, зато покуда Длинноногим покровительствовал Шиш. Требовались серьезные улики, а их то как раз не находилось. Недавняя встреча в лесу могла бы кое-что прояснить, ибо даже на расстоянии было заметно, что между Шишом и пришельцами шла речь о чем-то важном. Подслушать беседующих не удалось, знахарь видел, сколь осторожен и опаслив Пятнистый, не зря же он заманил охотника на такую глухую поляну...

Образовавшаяся пауза позволила Длинноногой перейти от обороны к наступлению:

— Много Знающий — мудрый человек. Мы — Длинноногие убеждены: летающие «раковины» безопасны. Правда, — она обратилась к Тонкому Дереву, — нельзя швырять камнями во все, что движется. Целясь в большеухого, можно угодить в косолапого. — Знахарь сбился, сурово глянул на молодого охотника даже кивнул, одобряя пришелицу. Правда, его согласие не означало, что почтительность женщины усыпила знахаря. — Мне кажется... — Длинноногая умолкла на полуслове, сделав вид, будто ей помешали грубоватые шутки Расщепленного Кедра, который напал на юношу.

— ...Хо! Юнец обмочился при виде взлетевших ракушек, — допекал Тонкое Дерево истребитель кабанов.

— Крылатая перловица стащила твой камень, сопляк. Она приняла его за жирную муху. Хорошо что Тонкое Дерево не бросил копье... Хо и хо! Юнец мог остаться без копья.

Расщепленный Кедр разошелся вовсю. Жесткая грива его нечесанных волос встопорщилась от удовольствия:

— Правильно, мальчик, делай так, и не думай. Если тебе что-нибудь не нравится, бей камнем. Ох-хо! Тебя следовало назвать не Тонким Деревом, а Каменной Башкой...

Знахарь не дослушал. Отошел в сторону. «Старый безмозглый кабан!» Вмешавшись, он сорвал замысел Много Знающего. Без того последнее время в стойбище происходит что-то неладное Охотники пасмурны, вспоминают Пхана. Еще нет злых криков в адрес нового вожака, но знахарь видит как приближаете день, когда мужские голоса перекроются женскими. Беда, если выйдут из повиновения подруги охотников. Беспощадных в ярости самок Много Знающий опасался больше громкоголосых, но замолкающих после сытной еды мужчин. Назревает мятеж, воду мутят пришельцы. Их замысел прост. Они хотят верховодить в стойбище, чтобы получать лучшее мясо.

Знахарь облизнулся. В животе засосало. Но до еды ли. Необходимо скорее избавиться от чужаков. Эх, если бы не Шиш! Глупый, недалекий Шиш! Везде успевающий Шиш помалкивает до поры до времени. Дай ему повод, и он заговорит. Сейчас он вновь затевает что-то рискованное — знахарь чувствует это хребтом. Не зря конопатый пришелец крутится лисой, а Тонкое Дерево — тот — сам не свой от радости. Назревают большие события, а Много Знающий в полном неведении. Опередить? Сорвать замыслы пришельцев? Каким образом? Когда бы он был уверен, что племя безропотно последует за ним, покинув, землю, где лежат кости их предков, он не раздумывал бы ни дня. Но вдруг племя заупрямится? Тогда гибель всему. Знахарь ослаб от дум. Ему неоткуда ждать совета. Живущий За Рекой Сим, говорят, слег в ожидании конца. Вот дух Много Знающего крепко сидит в теле, легким остается дыхание знахаря и живот не засоряется пищей. Недаром он пьет воду, настоянную на редких корешках. Отведав которых даже ленивый барсук становится проворным и бодрым. Много Знающий потер грудь и пошел досыпать...

Предъявленные им обвинения были серьезными. Пятнистый слонялся по поляне, прикидывая, чем конкретно располагает Много Знающий.

... Однообразный заунывный писк действовал на нервы. Поздняя Луна упоенно наигрывал на своем инструменте — спелом стручке, из которого он предварительно вылущил горошины, расщепив стручок, и обрезав узкий конец его на полпальца. Пронзительные звуки резали уши. Пятнистый скривился. Поманил Длинноногую за собой. В спину уходящим донесся грохот. Тонкое Дерево вторил стручковому писку ударами по пустотелому бревну.

— Музыка шутов и идиотов, — бросил пришелец на ходу, вздрогнув, словно от зубной боли.

Женщина возразила:

— Молодым людям не откажешь в чувстве ритма. У нас на родине мне приходилось слышать номера и похуже. Вспомни эстрадную музыку в исполнении гастролеров. Тех самых — с жестяными глазами. Трижды предусмотрителен был Велес, предупреждая, что «звуковая какофония сначала вызывает сумятицу в голове, а потом неустройство в государстве». Мы снисходительны к мелочам, упуская из виду их вездесущность.

— Оставь. — Он резко повернулся, и она вздрогнула. — Право не до эстрады. И не надо цитировать на каждом шагу самовлюбленного фюрериста Велеса... Оставь! — Он предупредил новые возражения, — Кому не известно, что ар-р-рхидемократ Велес был безумно влюблен только в себя ненаглядного. В чем пользовался исключительной взаимностью... Еще раз говорю — оставь! Пришло время подумать о главном. Нас двое. Мы безоружны и полностью зависим от благосклонности твоего (он подчеркнул) протеже, а также от способностей знахаря по части интриг, и еще от... от... От чего угодно.

Его собеседница вспыхнула:

— А кто в этом виноват? Кто виноват в том, что мы очутились на этой дикой земле? Блестящезубый говорил о каком-то смещении. О пространственно-временной деформации... Однако все его гипотезы обладают существенным изъяном: они противоречат фундаментальным постулатам.

Теперь улыбнулся Пятнистый. Жидкая грива волос падала ему на глаза, он то и дело поправлял ее. Недавно Шиш предлагал ему укоротить волосы. Но инквизиторская процедура местной стрижки привела чужака в ужас. Названная процедура заключалась в отрубании излишней растительности, с помощью острейшего (по уверению Шиша) кремневого рубила, голову очередного модника укладывали на мраморную плиту, словно намереваясь перерубить несчастному шею. Затем волосы на голове оттягивались так, что лицо пациента наливалось вишневым соком, а сам он выкатывал глаза. Наконец, рубило стукало по плите. Голова модника дергалась вниз. А тело сжималось в ожидании нового удара...