Борис Прохоров - Костер для сверчка

На следующий день представитель «Аякса» скончался от острой сердечной недостаточности. Следом молодой чиновник получил извещение о переводе в метрополию.

И снова в заброшенном карьере наступила тишина.

...На станцию съезжались респектабельные господа.

Долговязый путеец приспустил тяжелые веки, сглотнул слюну и ненавидяще покосился на туристов: «Приватизаторы! Мать вашу греб». Затем он сошел с перрона и отправился снимать социальное напряжение.

Деловито обогнул сияющие лаком лимузины озабоченной требами священник, вежливо изогнув стройный стан в ответ на приветствия и благословляя пассажиров. Юркая собачонка скакнула ближе. Обнюхала составленные в ряд рюкзаки. Собачонку нервировала объемистая поклажа. Взлаяв, она задрала ногу, но получила пинка и нырнула под платформу, где задумалась о мести. А так как в собачью голову ничего дельного не приходило, да и не могло прийти из-за обилия мух, запаха мочи и оглушающего топота ног по платформе, она сочла разумный забиться подальше в щель и там пересидеть обиду...

В «красной» комнате подземелья сделалось чадно. Бумажные полумаски белой грудной лежали на столе; приезжие не обращали на них внимания; без того потные лица багровели на глазах.

— Предлагаю почтить вставанием...

Присутствующие изобразили вставание, слегка оторвав зады от сидений, чтобы тотчас принять исходное положение.

Пара в конце стола переглянулась:

— Ради, этого балагана мы тащились в такую даль? У меня в Астрахани сделка прогорает на астрономическую сумму, а я сижу здесь, как... как...

— Как член весьма и весьма влиятельного союза. Не забывайте об этом, пожалуйста, — улыбнулся второй.

— Наш союз — анахронизм, — огрызнулся первый. — Хватит совать деньги кобыле под хвост. — Он повысил голос.

— Эй, вы! Что вы сказали?

Председательствующий, пламенея голым, словно стеклянным, черепом, навис над столом. Огненно сверкнули линзы очков.

— Что сказал, то и сказал. — Скандалист также поднялся. — Я повторяю: пора кончать с балаганом, господа. Ныне у нас, миль пардон, иные задачи. Задачи, ничуть не совпадающие с проблемами бывшего, подчеркиваю: бывшего союза!

Лицо председательствующего закаменело. Прочая публика внимательно следила за спором.

— Господ мы прикончили еще в семнадцатом!

— Ну не знаю, кого вы там прикончили, только лично я вам... не товари-и-ищ. Напрасно думаете, что здесь сидящие настолько глупы, чтобы действительно уверовать в Идею.

— Очень жаль. Когда Она восторжествует...

— Не юродствуйте. Никогда она не восторжествует. Сколько бы вы ни рассказывали притч о Нем, о смене, быстрой или медленной, поколений... Христианству тысяча с лишним лет, но идеи Спасителя по-прежнему бесплодны. — Он пресек возникшие было возражения. — Вы можете сказать, что Христу поклоняются миллионы. Я же отвечу — ну и что? Соблюдается форма. Но бездеятельна суть. В противном случае, как обстоят дела с «не убий? не укради? не возжелай»?.. Будем реалистами. Мне надоели проповедники в хромовых сапогах с чекистским прошлым.

— Заткнись!!!

— Не орите на меня, анахронизм... в очках. Я не из глупых.

Спорщик с ласковыми гладами кивнул в направлении коридора.

— «Предупрежден — значит вооружен». Ваших «мальчиков» там нет. Мы их несколько… э-э-э, проигнорировали, — он явно кого-то изобразил. — Припоминаете?

Лысый «очкарик» слепо пошарил перед собой. Приятные глаза его оппонента указали на дверь:

— Можете... «э-э-э, уходить».

Хромовые сапоги скрипнули. Скрип их достиг порога. Переместился в темный коридор. Сделался тише. И вдруг заглушился взлязгами выстрелов.

В комнате облегченно перевели дух. Ставший во главе собрания ласковоглазый господин поиграл перстнями на правой руке; розовый и синий топазы с сухим звуком потерлись друг о друга:

— Все-таки, любопытно...

Он полюбовался на игру камней.

— Любопытно, сколько лет этому ископаемому чекисту, если уже в девятнадцатом ему было не меньше двадцати восьми?

Он не успел удовлетворить любопытство — через порог ступил и обрушился на пол атлетически сложенный парень, бывший штангист. Рубаха на животе упавшего сочилась кровью. «Ушел!»

Хотелось настоящего турецкого табака. Отец сплюнул, вытер сухие губы и посмотрел в окно. В двух шагах от окна желтел подсолнух; на тонком стебле висело сразу с десяток корзинок. Корзинки были мелкими. Они обещали тощее семя и чреватую осложнениями зиму.

Отец сдержанно вздохнул. Потянулся за сигаретами. Очкастый Соратник обещал папирос, но все тянул. Те сигареты, которые приносил Володя, отдавали парфюмерией, в ущерб крепости. От них даже не желтела слюна. «Проклятые янки! Всегда и во всем от них надо ждать подвоха»... Следовало сходить в церковь. Соратник уже попрекал его набожностью, намекая на отцово семинаристское прошлое.

Что он понимал в таких личностях, как Отец, этот закомплексованный мещанин. Отец смутно припоминал восторженно-стылую физиономию Соратника, молодого тогда чекиста, одного из многих сотен и тысяч, попадавшихся ему на глаза. Сколько воды, а главное крови, утекло с тех пор. Он прикинул, пару раз качнул головой. Ему мало импонировала эмоциональность Соратника: «Резв не по летам». А его друзья. Кому могут нравиться типы со свинячьими глазками и слюнявыми ртами, которых представлял ему Соратник?

Вчера бывший чекист пушил Потомка, по вине которого едва не попал в западню. Цх! Очкарик много нервничает. Отец никогда не доверял очкарикам. Хотя при чем здесь очки? Или между очками и его антипатией имеется какая-то связь? Вот и теперь Соратник носится с довольно опасным прожектором. Нельзя населять мир призраками. Прошлое всегда представляет опасность для будущего...

Копченого жаль. Сатрапы древности, и те щадили убогих. Копченый пропал бы, заставь Отец вытащить его из стен страшного заведения…

Заведение ему вначале понравилось. Здесь каждый говорил и делал то, что делал и говорил, не оглядываясь при разговорах на типов вроде Пасынка. Позже он уяснил, что это далеко не так: можно было все, за исключением действий и слов, которые приходилось не в нюх санитарам, а также вечно раздраженным медсестрам.

Общество в палате подобралось пестрое. Слева от Копченого пресмыкался желто-зеленый, но жутко цивилизованный субъект, бывший по совместительству лидером Всемирного Сообщества Микроорганизмов.

Желто-зеленый непрерывно питался. В перерывах между едой он выступал от имени и по поручению проглоченной им белковой массы.

Еще интересней оказался другой сосед. Если пожиратель белка родился инфузорией и оставался таковой всегда, то второй сосед переродился в ходе очередной сессии Верховного Совета довольно захудалой временной Республики, где-то на далекой окраине бывшей Империи. Проникающая радиация оппозиционно настроенных фракций пробила дубленую шкуру соседа, вызвав редкостную мутацию, в результате которой возник индивидуум чрезвычайного пола. Мутант не имел возможности указать про себя в анкете что-либо определенное: «Муж.» или «Жен.», на худой конец, что-нибудь нейтральное. Словом, на свет явилось ни то ни се, ни первое, ни второе, ни третье. Это было что называется «ни богу свечка, ни черту кочерга». Однако мутировавшая особь могла-мог-могло совокупляться с лицами конкретного пола, отчего порождалось возвышенное бесплодие духа.