Борис Прохоров - Костер для сверчка

Целые дни пролеживали по палатам муниципальные тюфяки; слонялась по коридору, напрашиваясь на неприятности и получая их сполна, «стреляла» в туалете сигареты и захламляла унитазы, получала экзотические препараты, названия которых не значились нм в одном фармацевтическом проспекте, многоликая толпа. Временами сквозь толпу прокладывала путь в кабинет и обратно, сшибая оглушенных лекарствами больных, заведующая клиникой. Среди попираемых ею больных значился и родной супруг заведующей. Уличенный в супружеской неверности, он был госпитализирован собственной супругой, имея за душой скорбный диагноз и гриф «Социально опасен».

По убеждению заведующей психически здоровых людей не было. Околочивающаяся вне стен клиники публика состояла из ее будущих пациентов, временно пребывающих.на свободе исключительно по недосмотру и нехватке больничных мест. В излечиваемость пациентов заведующая верила так же, как в канцерогенные свойства редьки. Единственным спасением для больных она считала строгую изоляцию и пожизненный учет. Все люди, по ее мнению, нуждались в следующем: замках на палатной двери, решетках на окнах, смирительных вязках и окрике...

Постепенно Копченый заметил, что народ в палатах все же меняется. То притащат одного, то прищучат другого, а то, глядишь, кого-нибудь вытолкнут вон. Так он познакомился с мыломаном, которого подкинули, точнее, привезли упакованным в собственном соку.

Мыломан попался веселый. Едва его распеленали, он принялся за дело и уже к выходному в палатах нельзя было отыскать крошечного обмылка.

Следом за мыломаном привезли оригинального любителя живности. Это был тощий, всегда насупленный предприниматель Он держал голову вбок и щурил глаза. На свободе любитель первое время интересовался только букашками. Ну занимается человек для души, для интересу, и дай ему Господь. Но вскоре он перешел на крупных существ. Завез к себе домой посредством бартера натурального аллигатора. А крокодил-то пятиметровый! А крокодил-то не дурак, и каждодневно испытывал настроение к еде. А жрал он только мясо! Вот и начал любитель-предприниматель выпускать аллигатора по ночам на подножный корм. Выйдет человек звездной теменью на двор и... аминь! Где-то через месяц Копченого задолбили. Подсаживается к нему в столовой красномордый больной, протягивает вилку и цепляет котлету Копченого. Съел больной котлету, вытер губы, потом заявляет: «Чего вылупился, задохлик? Голоса у меня, понял? Болезнь такая. Рогатиком буду, весь измучился».

На хворого красномордый походил слабо. А уходя весело пообещал: «Если ты, придурок, на меня в обиде, можешь жаловаться Лепиле. Я — политический. Мне все равно ничего не будет».

Только исчез красномордый, следом подвалил второй хворый, полнее первого пудов этак на пять. Залез он Копченому губами в самое ухо и сипит: «Гордись! Мне Пасынок передал, чтобы я с тобой покорешился. Вот, шизик библейский, ты оказался в приличном обществе. Я тебя век одного не оставлю, даже если тебя, психа плешивого, отошлют в спецклинику».

Вот уж называется «велика честь, да нечего есть». Хотел Копченый отойти в сторонку, а новоявленный кореш саданул его в подбородок...

Когда на шум подоспели санитары, мускулистый больной скромно стоял у стены и держался за живот. «Психует шизик», — он указал пальцем на Копченого. Кончилось дело тем, что убогого привязали к кровати до утра.

Чаще и чаще в голове затравленного Копченого путались явь и бред. А в день, когда по настоянию Отца его освободили, у него оказалось два сломанных ребра. Поэтому несколько недель после выписки он лежал пластом, изредка откашливаясь сгустками крови.

И вот теперь его осаждали злыдни.

Дальше — больше. Шныряет нечисть по комнате, словно тараканы, лезет изо всех углов. Дом небольшой — одна комната, в углу печь, в другом — кровать, подле единственного окна — табуретка и круглый столик, из тех, что когда-то служили подставкой для кадки с фикусами. Тесней некуда, а тут еще эти... Куда ни шагни, какой-то горбатенький путается в ногах. Из лекарств у Копченого только валерианка, так горбатенький и до нее добрался. Перебрал злыдень валерьянки, и опаскудил туфли хозяина. Правда, туфли — не ахти, без шнурков, со стоптанными задниками. Но других у Копченого не было. Местами пощипанный Хохрик, увидя опустевший флакончик, стонал от такого бесчинства и разграбления; зажмурил зеленые глаза, взвыл по-кошачьи: зачем, мол, так-то? Ему бы этого флакончика до издоха не вылизать, а горбатый злыдень выхлестал в две минуты.

Горбатенькому на Хохриково горе наплевать. Уселся липким от валериановой настойки задом на чистую табуретку, остренькое усатое рыльце задрал к потолку и давай наяривать на расческе:

«...И рыдают бабки у околицы,

Не хотят, чтоб был капитализм».

Еще злыдень, повыше первого ростом, гуляет афеней от окна до двери. Дергается на ходу, словно параличный. Навязывает встречным и поперечным ржавые кнопки, которыми Копченый пришпиливает газету на окно. Торгует злыдень по безбожной цене, поштучно, пятак за пару. Интересная прибыль получается: спер ходовой товар, рекламирует в качестве импортного и налога не платит.

Назойливей других — карлик сложной наружности, со странным произношением, напоминающим нечто между жеванием манной каши и причмокиванием. Карлик выдавал себя за чистопородного злыдня, важничал; задирался с кем ни попадя, бодал неуступчивых собратьев, кидался на занемогшего животом Хохрика, доводя обалдевшее животное до зверского исступления. Ближе к вечеру карлик вырвал у кота большую часть усов, сломал левый клык и сделал попытку завязать полосатый хвост двойным морским узлом.

Венцом деяний темпераментного карлика явился укус хозяйской ноги. В момент укуса Копченый решился растоптать хулигана. Однако тот поспешно отскочил в сторону, визжа что-то неудобопереводимое, напоминающее: «Да здравствует влкая ская нация!» От кусачего злыдня наносило псиной и шовинизмом. После его выкриков яснее стали мотивы нападок горбатенького злыдня на кота. А печной «квартирант» окончательно раскрыл глаза Копченому на низменную сущность ядовитого собрата:

— Бесстыдство совести! С учетом того, что общественная совесть есть ядро национального сознания.

Поедая собранные с пола хлебные крошки, чумазый приживала разглагольствовал:

— Направление против отдельно взятой нации направлено против человечества в целом и против каждой конкретной личности. Отсюда антикошачья направленность карлика. При условии, что слабосвязанное кошачье сообщество можно считать... чм-м-м, в некотором роде, нацией...

Незванные гости плодились день ото дня. Вскоре они заселили двор. Наконец пробил час, когда к Копченому приволокся Сосед, держа за шиворот упитанного злыдня, точно нашкодившего щенка.