Борис Прохоров - Костер для сверчка

Что оно ему — кум? сват? брат? Среди государственного аппарата у Павлика родственников не было. Оно, разлюбезное чиновничество, ограбило бы его не задумываясь, оно облупило бы Павлика, будто вареное яйцо. Он же всей бюрократической мощи мог противопоставить лишь уловки изворотливого и деятельного человека, каковым считал себя все время, за исключением коротких минут душевного разлада.

Среди непосвященных в тайну выгребной ямы оказалась и Светлана. Осторожный супруг перекрыл бесценный пятачок двора неподъемным горбылем. А затем спровадил супругу на давно заслуженный ею отдых.

Избавиться от Светланы не составило сложности, учитывая сумму, которую он передал в полное ее распоряжение. Солидная пачка валюты выглядела так прельстительно, что жертва будущего курортного безделья забыла поинтересоваться происхождением Павликовой заначки.

Уже на автобусной остановке он внимательно посмотрел на жену, отмечая увядшую кожу, острый загривок, шелушащиеся от застарелого лака волосы. Она почувствовала его взгляд, повернулась, ободрила готового временно осиротеть мужа решительным взором и нацелилась в открывшуюся дверь салона.

...Целую неделю он «пас» Доходягу, однако тот не показывался в обусловленном месте: или перекупщик лишний раз подстраховывался или был занят более прибыльным делом. Хотя, какое дело могло быть важнее того огромного куша, на который намекал перекупщику Павлик.

На четвертый день пустого ожидания Павел, заметил назойливое любопытство ярмарочного шпика и сообразил, что успел намозолить глаза торгующей публике. Пришлось менять место, после чего шпик утратил к нему интерес.

Перекупщик не объявился и в понедельник. Ну, не могли же его замести? Он так твердил о собственной неуловимости, о принятых им мерах безопасности, о имеющихся, наконец, связях в полиции, что не поверить ему мог только разуверившийся во всем пессимист...

Павлик толкался у входа на ярмарочную площадь.

Изображая озабоченного затяжным похмельем петуха, он повторил заход к пивному киоску, где орудовал тощий, как глист, бледно-лимонный владелец киоска, подтверждающий собственным чахлым, нетипичным для продавцов такого рода товара, обликом сомнительное качество продукции. Пиво отдавало отрубями и отчего-то картофельным крахмалом. Его приходилось крепко подсаливать, иначе оно не лезло в рот. На картонных кружках-подставках чернильно синела голова марала, бессмысленно вперившаяся в чернильного же цвета кедровую шишку. Края картонок разбухли, обтрепались; восьмигранная пивная посудина удерживалась на них несколько боком. К пестрого цвета жидкости, гордо именуемой «Пиво Улалинское», полагались раки. Членистоногих завозили издалека. По пути следования они теряли клешни, часть брюшка, усы и даже красный цвет. То, что попадало страждущим на столики уже не могло считаться раками. Брезгливый к обжевкам Павел игнорировал отечественный деликатес...

Внезапное волнение среди любителей улалинского пива не миновало Павлика. «Облава», — пронзительным шепотом доложил ему бывший «нацбатальонец» со свернутым набок носом. Принадлежность кривоносого к разогнанному несколько лет тому назад формированию выдавал треугольник тельняшки, видимый в вырезе рубахи. Косые полосы «нацтельняшки» вызывали раздумье: то ли угол наклона был так и задуман, в полном соответствии развороту носа «батальонщика», то ли выступающая часть лица была подогнана кем-то под косой узор обмундирования? «Батальонщик» застегнулся на все пуговицы, а затем юркнул за киоск.

Более заинтересованный, чем встревоженный предстоящими событиями кладовладелец сунулся к двустворчатым воротам, но тотчас отлетел назад. К воротам хода не было. Стоящий там полицейский отошел подальше, к киоску, где сделался недосягаем для раздражительного служаки.

Как выяснилось, ярмарочную площадь шерстили не только полицейские: тут и там проглядывали крепкоскулые физиономии «безвнуковцев».

Это попахивало серьезным. Парни из внутренней безопасности не занимались шелухой вроде Доходяги; их интересовали сепаратисты, «национальщики», функционеры ряда подпольных партий. Парни из Службы Внутренней Безопасности молниеносно пресекали любые возражения, не задумываясь пускали оружие в ход, и горе было тому, кто злонамеренно или по недомыслию путался у них под ногами. Поговаривали о наследований «безвнуковцами» темных, традиций ОМОНа, о контактах, устанавливаемых первыми с мифической Службой Профилактики, бороться с которой, в первую очередь, и были призваны «безвнуковцы».

Благоразумие требовало затаиться, что он и попытался сделать, нырнув в толпу. Но кто-то нахрапистый планомерно оттеснял сгуртовавшихся людей в дальний угол рыночной площади. Полиция на сей раз задействовала все наличествующие силы; публика запрессовывалась в узкое пространство между мясным и зеленым рядами. Оттуда имели единственный выход — прогон шириной в полтора метра. В этом прогоне и происходило главное действие: четверо в штатском осматривали пропускаемых по одному, сверяясь с определенными приметами, обыскивали, проверяли документы. Кое-кого выхватывали из тонкой цепочки и отводили в сторону.

Павлик затосковал. Образец очередной партии товара лежал у него в кармане. Выбросить образец, который сам по себе обладал приличной стоимостью, было жалко. Сохранить? Но на импровизированной проходной камень так или иначе отберут, сам же Павлик схлопочет по морде, и это в лучшем случае.

— Ну-ка, подними. Чо сказано!

Стоящий за ним мужчина вряд ли состоял в полиции или Службе Внутренней Безопасности. Не был он и шпиком. Рожа как у него больше приличествовала уголовнику средней руки, настырный тон его голоса возмутил оплошавшего кладовладельца.

— Шел бы... — У Павла отвисла челюсть. — Ты?

— Вот-те фунт с осьмой! Пантеля?

Встреча ошарашила обоих. Первым опамятовался Валерик. Он нагнулся, а когда Павлик снова увидел его торжествующее лицо, в руке Валерика исходил розовыми искрами топаз величиной с теннисный шарик.

— Это чо? Это зачем выкинул? — приглушенно скандалил закадычный «приятель» Пархомцева, прочно сжимая топаз в мосластом кулаке. Совсем некстати возник взмыленный Володя, Валерик упрятал трофей. Затем молча и сноровисто он обшарил карманы кладовладельца. Последний старался показать, что камень был единственным. Горячая мимика кладовладельца не оказала должного впечатления, ибо Валерика интересовало нечто другое, а именно, документы жертвы, изъяв которые налетчик исчез.

Соваться к выходу без карточки, удостоверяющей личность, было не просто чревато, а прямо-таки смертельно опасно.

Обмирая на ходу, Павел еле переставлял ноги, увлекаемый толпой в направлении досмотра...