Джон Адамс - Царствие Хаоса

— Выключи, — сказала я. Иен нажал кнопку на пульте. — Портер — не кто иной, как сумасшедший.

— Но огромное количество людей верит ему, и их число все растет. Люди хотят отыскать виноватых.

— И им обязательно нужны кто-то трое — инопланетяне, китайцы и Кроткие — в качестве несвятой троицы? Внеземные отцы, язычники-сыновья и бесплотные духи?

Иен рассмеялся. Остроумие было одной из моих черт, которые ему особенно нравились. Боже мой, как же я его люблю.

Любовь настигает человека в любые времена.

Исследовательская группа Иена совершила прорыв. Он спустился в столовую, чтобы мне об этом рассказать. Его серые глаза светились, лицо было оживленным. Он нашел меня в задней комнате, где я мыла посуду после обеда. Тед и Сара уже ушли. Настенный монитор на кухне показывал запись какой-то древней комедии, которую я слушала вполуха. До Коллапса, когда люди еще имели обыкновение страховать свои жизни, я работала страховым регулятором. В колледже я получила диплом по специальности «английский язык», так что я не годилась ни для какой работы в лабораториях института, но Иен нашел мне это место, чтобы я не вошла в те сорок девять процентов безработных.

Зарабатывала я крохи, но это не важно. Кормить людей — нужное дело. Я не ахти какой повар, но нарезать-смешать продукты и помыть посуду сумею. Моя мать делала эту работу всю свою жизнь.

— Софи! Кажется, мы изолировали его! Белок!

Я вытерла руки не особенно чистым полотенцем.

— В самом деле?

— Да!

Он пустился в длинное, путаное объяснение того, что сделала его команда — или, может быть, что делал тот белок. Я не уделяла внимание биологии в школе, но от Иена узнала о «центральной догме» молекулярной биологии Фрэнсиса Крика: генетическая информация передается с ДНК на РНК, с РНК на белок. Белок потом сворачивается и творит свои дела в клетке и вокруг клеток. Если белок свернется неправильно, мы получим прионы, которые могут привести к массе ужасных последствий вроде коровьего бешенства или болезни Альцгеймера.

И поэтому я спросила:

— Это неправильно свернутый белок?

— Как минимум — иначе свернутый белок.

Я промолчала. Иен никогда не называл Кроткость болезнью: это не соответствовало каким-то там «постулатам Коха». Но у Иена не было младшей сестры.

— И что теперь? — спросила я.

— Мы его изучаем.

Он начал подробно разъяснять, в чем состоит «изучение», но я уже не слушала. Настенный монитор прервал комедию и прибавил звук.

«…сообщает, что в городе Эри, штат Пенсильвания один из так называемых Кротких был арестован по обвинению в убийстве. Жертвой стал шестилетний ребенок, чье имя пока не разглашается. Предполагаемый подозреваемый, Мартин Майкл Шилдс, заключен без залога…»

— Это невозможно, — сказал Иен. — Либо на самом деле он не Кроткий, либо они поймали не того человека. Брадикардия непроизвольного страха…

Я смотрела на экран. Мартин Майкл Шилдс определенно выглядел как Кроткий: крупный парень чуть старше двадцати, с тем же застенчивым, растерянно блуждающим взглядом, какой я наблюдала на лице сестры всю свою жизнь.

— Это подстава.

— Что?

— Подстава. Кто-то убил ребенка, чтобы можно было обвинить Кроткого.

Я ощутила горечь. Мучился ли ребенок? Мальчик это был или девочка?

«…шестилетний ребенок…»

Иен нахмурился.

— Зачем?

В науке он был гораздо умнее меня, но в таких вещах не разбирался.

— Чтобы оправдать насилие против Кротких. Не то насилие, которое уже произошло. Нечто большее. Что-то большое и скоординированное.

— Это отдает паранойей, Софи.

Я надеялась, что ошибаюсь. Очень надеялась.

Всю следующую неделю я только и делала, что смотрела новости. Дома я смотрела их на настенном мониторе. В столовой института я старалась держаться поближе к задней части кухни, где держала экран настроенным на канал новостей.

В конце концов Тед, Сара и Кайла, наш новый повар, возмутились.

— Хватит слушать про гибель и мрак, — сказала Сара, переключая экран на повтор какого-то сериала, такого старого, что Нью-Йорк в нем был запружен автомобилями. Через полчаса я сказалась больной, пошла домой, там села перед телевизором и стала смотреть все новости, какие передавали. Несколько раз я даже смотрела европейские и азиатские программы, с переводом и без. Я сказала Кайле, что у меня грипп.

Подобные нападения произошли уже в семи разных странах. Детей убили и изуродовали. Каждый раз злоумышленником оказывался очередной Кроткий, чему были обнаружены «вещественные доказательства». Маленький мальчик в Сан-Диего, девочки-близнецы в Мюнхене, дети в Каире, Шанхае, Мумбай, Рио и Лондоне.

В каждом выпуске появлялся Луи Уильям Портер и орал, брызжа ядом, что инопланетный корабль не случайно возник как раз перед тем, как Кроткие «взбесились».

По всему миру участились нападения на Кротких. Атаки стали более организованными и чаще приводили к смертям.

Мать постоянно звонила. В конце концов я перестала отвечать. Раз десять я брала в руки телефон, чтобы позвонить Кэрри, но затем снова откладывала его в сторону.

Что я ей скажу? «Приезжай сюда»? Институт не защищал никого, кроме собственных кадров. Поезжай куда-то еще? Не поедет. Вооружись, подготовься к атаке? Не станет.

В конце концов я начала звонить ей несколько раз в день, слушать, как она отвечает: «Софи?» — а затем быстро клала трубку. Пока ее голос звучал спокойно, я знала, что в ее поселке все в порядке.

По телевизору показывали все больше убитых и изуродованных детей.

Ученые возражали. Иен выступил в программе «Разбор новостей», где стал объяснять, что биология Кротких, «как она понимается в настоящее время», делает такое насилие для них невозможным. Именно эта его объективная справедливость и подвела Иена. Через пятнадцать минут после трансляции «Разбора» Луи Уильям Портер торжествующе, чуть ли не облизываясь от удовольствия, провозгласил, что «наука, как она понимается в настоящее время» подразумевает как неполное понимание всех механизмов, так и возможность изменений в них. Биология Кротких изменилась, и причиной тому были пришельцы. (Портер передумал насчет их существования, теперь они были не только союзниками китайцев, но и напрямую управляли Кроткими, «как бездушными марионетками!»)

Как только Иен вернулся домой, я напустилась на него:

— Какого черта ты так сказал?

Он стоял в дверях нашей квартиры, и на секунду я увидела все его глазами: включенный настенный экран, перед которым я сижу несколько дней, грязную посуду с остатками причудливых сочетаний продуктов из кладовой, да и сама я выглядела не чище посуды. Я несколько дней не принимала душ. В квартире воняло. Иен, однако, тоже был не в лучшей форме: бледный, с опухшими веками. Он понимал, что облажался.