Роман Бобков - Хроники острова магов. Семена жизни. Книга 1. Замок на болоте

Не задерживаясь больше в пролеске, монгол, так, что аж пятки засверкали, рванул обратно к своему дозорному отряду. Все его тело била противная дрожь, а на спине выступил мерзкий холодный пот. Уж чего-чего, а снова, пусть и в этом мире, попасть в плен к русичам он не хотел.

Не переставая бежать и не оглядываясь, Гемябек громко кричал:

– Урус! Урус! Урууус!

Выбежав на открытое пространство, он увидел как ему наперерез из пролеска выбегают еще несколько русичей.

Всполошенные поднятым шумом и громкими криками своего командира кипчаки, быстро вскочив на коней, метнулись в сторону пытавшихся настигнуть монгола русских. Но не успев преодолеть и нескольких метров, они увидели, как теперь уже наперерез им самим выехали из-за ближайшего холма другие конные воины. Это были уже не русичи. Но действовали они явно заодно.

Увидев, как при появлении воинов, про которых Гемябек слышал, что они называют себя воинами господа, его подчиненные заметались в нерешительности, бывший тысячник гневно закричал:

– Чего вы остановились, как трусливые псы?! Коня мне! Скорее коня!

Но кипчаки и не подумали выполнять приказ. Бросив взгляд на быстро приближающихся конных рыцарей, затем на русичей, они, переглянувшись, решительно развернули коней и поскакали прочь.

– Стоять! Стоять, собаки! – срывая голос, чуть ли не заверещал Гемябек. Но ответом ему была лишь обернувшаяся и многозначительно ухмыльнувшаяся физиономия того самого воина, который сообщил ему о попавшем в силки зайце. Напоследок этот воин еще и проскакал мимо коня Гемябека и с силой хлестнул того плетью. Конь громко заржал и тоже рванул прочь.

Скрежеща зубами от злости и бессилия, бывший тысячник решительно схватился за свой лук.

Первым порывом было пустить стрелу в спину удаляющимся предателям, но, совладав с собой, Гемябек развернулся в сторону русичей.

Конные рыцари, проскакав немного за удаляющимися кипчаками, остановились на месте. Видимо, они опасались, что те еще могут вернуться, поэтому контролировали пространство между беглецами и их попавшим в ловушку командиром.

Гемябек, выбрав своей мишенью центрального воина из того отряда, что бросился ему наперерез, быстро спустил тугую тетиву. Уже через мгновенье стрела должна была пронзить горло врагу.

Но, откуда ни возьмись, налетел порыв ветра, который сбил стрелу с намеченной траектории, и она пролетела между двумя русскими воинами.

Монгол быстро вложил в тетиву следующую стрелу и снова прицелился. Он на секунду засомневался, брать ли ему упреждение на ветер. С одной стороны, ветра вроде не было, а с другой, ведь взялся откуда-то предыдущий порыв. Пока Гемябек размышлял, держа натянутым свой тугой лук, прочная тетива, издав предательский звон, неожиданно лопнула.

Не веря своим глазам и не понимая, отчего ему вдруг так не везет, бывший тысячник уставился на ставший сейчас бесполезным лук.

В это время тот воин, которого только что намеревался сразить монгол, что-то резко крутанул возле своего бедра.

– Татарин нужен живым! – услышал Гемябек громкий выкрик со стороны пролеска. Это из него показался тот самый широкий в кости русич, что был с молодым.

В ответ воин, которого спас порыв ветра и лопнувшая тетива, понимающе кивнул и быстро взметнул свое оружие над головой. Сделав им там несколько витков, он разжал кулак, и спустя мгновенье в грудь Гемябеку ударил тяжелый камень.

Снаряд угодил прямиком в солнечное сплетение. Туда, где под рубашкой из грубого шелка висела китайская монета с изображением дракона и квадратной дырочкой посередине. Монета была срезана с шеи пленного, который утверждал, будто она уберегает своего обладателя от смертельных ран. А рубашки из грубого шелка Чингисхан после завоевания Китая приказал носить всем своим воинам. Грубый плотный шелк не пробивался наконечниками пущенных стрел, а просто вбивался в рану. Потянув за края ткани, такой наконечник было несложно извлечь.

Но бывшему тысячнику было сейчас не до этого. Попавший точно в сплетение нервных окончаний камень будто пригвоздил его грудную клетку к позвоночнику. Гемябек словно рыба открывал рот, но не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Подбежали русичи, и быстро опрокинув и обезоружив монгола, стали вязать его по рукам и ногам. Пока вязали, к Гемябеку вернулась способность дышать и говорить.

– Проклятые урусы! – извиваясь, брызгая слюной и пытаясь отбрыкиваться, шипел пленник. – Чтоб вы все сгнили заживо, а в ваших головах завелись черви! Чтоб вы питались только собачьим дерьмом! Чтоб в ваши тела вселились кровососущие демоны, не дающие покоя вашим проклятым душам ни днем ни ночью! Чтоб вас заживо сожрали дикие звери!

– Ты чего это так разошелся, родной? – ставя Гемябека в вертикальное положение, спросил его тот самый воин, который сразил его камнем. – Мы вроде как первый раз встречаемся, а ты ругаешься так, словно всю жизнь на нас зло держал, а сейчас наконец-то тебе выговориться удобный случай выпал.

Находившиеся рядом русские воины на сказанную реплику весело засмеялись, а Гемябек, злобно выпучив глаза и сложив губы трубочкой, подался к говорившему и метко плюнул ему в лицо.

– Ах ты, морда татарская! – не на шутку разозлился воин, сжал кулак и широко размахнулся для сильного удара. Гемябек, приготовившись к зуботычине, зажмурился, но удара не последовало. Приоткрыв глаза, он увидел, что удар воина остановил тот самый русич, что был с молодым в пролеске.

– Не горячись, Глеб, – сказал он, словно тисками удерживая запястье того, что хотел ударить. – Понимаю, обидно, но придется стерпеть. Надеюсь, слюна у него не ядовитая, так что, кроме обиды, другого ущерба тебе не будет. Потом с него извинения возьмешь.

– Да кто его, Евпатий, знает, – высвобождая руку, но успокоившись, ответил Глеб, – очень даже может и ядовитая у него слюна. Он прям весь как будто злобой и ядом пропитан. Вон какие эпитеты в нашу сторону выдавал. Я даже думаю, что он собственной слюной наконечники своих стрел смазывает, чтоб уж наверняка врага убить.

– Ну вот и хорошо, что к тебе вернулась обычная шутливость, – улыбнулся на ответ Глеба Евпатий. – А рот мы ему, пожалуй, заткнем. Нет, не для того, конечно, чтобы он больше не плевался, а чтобы не шумел. Нам лишний шум совсем ни к чему, – и взяв стальными пальцами Гемябека за нижнюю челюсть, русский богатырь, слегка надавив, моментально разжал пленнику рот и запихал в него большой кусок тряпки.

– Евпатий, да ты ему, кажись, до самой утробы кляп засунул. Не задохнется?

– Интересный ты человек, Глеб, – для надежности повязывая поверх кляпа веревку и затягивая ее на затылке пленного, ответил Евпатий, – только что убить его за плевок готов был, а теперь волнуешься, переживаешь. Ничего ему не будет. Сопит вон в две дырочки.