Елизавета Сагирова - Лето придёт во сне. Часть 1. Приют

– Есть! – азартно шепнула я, прижимаясь к стволу сосны.

– Погоди радоваться, – Яринка настороженно оглянулась, – Если кто нас видел, сейчас прибегут.

– Не прибегут, – как всегда близость леса и свободы будоражили мою кровь и о плохом не думалось, – Пошли!

Я привычно заскользила между деревьями, Яринка двинулась за мной. Луна просвечивала сквозь ветви и листья, её свет пятнами и полосами ложился на траву, и полной темноты не было. Забор тоже белел впереди отражённым лунным светом.

– Вот здесь, – сказала я, останавливаясь, – Сейчас смотри, как лезу я, и лезь следом.

Может, у Яринки и не было такого богатого опыта лазанья по деревьям, как у меня, но она не сплоховала, и спрыгнула на землю по ту сторону забора почти сразу за мной. Спрыгнула, выпрямилась и огляделась.

– Ну вот, – с гордостью произнесла я, поведя вокруг рукой, – Мой лес.

В лунном свете было видно, как трепещут Яринкины ресницы, а ноздри возбуждённо раздуваются, втягивая запах сосновой коры, мха, свежесть ночной росы.

– Кру-у-уто! – наконец выдохнула она, – Куда теперь?

– Гулять, – беззаботно отозвалась я, и направилась прочь от забора.

Здесь деревья росли куда гуще, чем на территории приюта, луна почти не пробивалась сквозь ветви и листья, поэтому идти приходилось медленнее. Но и торопиться было некуда. Я впереди, Яринка за мной, мы осторожно двигались между стволов, не слыша ничего, кроме шороха травы под ногами. Оглядываясь, я видела, как подруга трогает кору деревьев, словно хочет удостовериться в их реальности. Меня саму не покидало ощущение не то сна, не то воспоминаний о тайге. И усиливая эти ощущения, добавляя в них нотку непонятной щемящей тоски, вдали снова застучал колёсам поезд.

И пусть шла я без цели, но в итоге ноги сами привели меня к поваленной сосне. Мы присели на её ствол. Мои глаза уже привыкли к темноте, и теперь я любовалась ночным лесом, мазками лунного света среди веток, и переплетением ночных теней.

– Странно, – тихонько сказала рядом Яринка, – Я всегда думала, что ночью в лесу страшно, а тут наоборот хорошо.

Я понимала, что она имеет в виду. Окружающая нас темнота не была враждебной, таящей опасность. Напротив, она укрывала нас, отгораживала от остального мира, так что создавалась иллюзия полной безопасности. Приют с его правилами и вечной угрозой наказания в случае не соблюдения этих правил, отсюда казался почти несуществующим.

Яринка вдруг вскочила, отбежала в сторону, и упала на траву, разбросав в стороны руки-ноги. Тихонько засмеялась.

– Иди сюда!

Я поднялась, приблизилась к подруге, но замерла в нерешительности. Если сейчас замараю платье, завтра у Агафьи могут возникнуть неудобные вопросы. Грязное платье в её понимании – повод не только для наказания, но и для тщательного расследования того, каким образом девочка могла испачкаться. Ведь девочка не должна попадать в места и ситуации, где подобное может с ней произойти.

Яринка нетерпеливо похлопала ладонью по земле рядом с собой, и я снова почувствовала злость на себя. В кого я здесь превращаюсь? Как там Дэн сказал "очередная безвольная кукла"? Она самая! Как далеко заведёт меня стремление слушаться и хорошо себя вести?

Решительно плюхнувшись в траву, не обращая внимания на сразу намокшее от ночной росы платье, я вытянулась рядом с Яринкой, которая тут же нащупала и сжала мою ладонь. Так мы и лежали довольно долго, молча глядя на раскачивающиеся над нами верхушки сосен, растворяясь в ночной тишине и ощущении свободы.

Яринка первой нарушила тишину.

– Вот бы остаться здесь жить. Построить шалаш… только ты и я, и никаких воспитателей, никакой школы.

Я мысленно согласилась, но с одной поправкой. Чтобы с нами был ещё Дэн.

– Мама тоже сейчас в лесу, – совсем тихо добавила Яринка.

– Как в лесу? – не поняла я.

– Она самоубийца. Её похоронили не на кладбище, а за оградой. Прямо в лесу. А так даже лучше, красивее там. И тихо-тихо…

– Ты была на похоронах? – обычно мы старались не заговаривать о прошлом, ничего кроме тоски это не приносило, поэтому подробности Яринкиной жизни до приюта, я знала плохо.

– Да, меня соседка отвела. Отец не пошёл, и меня не хотел пускать, – Яринкин голос задрожал от обиды, – Но соседка сказала, что это грех – не дать ребёнку попрощаться с матерью. Тогда он заткнулся. Нагрешить, блин, побоялся. А что сам маму довёл…

Я успокаивающе сжала Яринкину ладонь, и она, судорожно вздохнув, замолчала. Чтобы нарушить тяжёлую тишину, я спросила:

– Ты больше у мамы не была?

Подруга покачала головой.

– Нет. Меня отец быстро сюда сплавил. Я даже мамино письмо не успела забрать из-под подоконника. Хоть бы он его не нашёл, не хочу, чтобы трогал своими лапами, – Яринка вдруг резко повернула ко мне голову, волосы метнулись по траве, – Дайка, я же тебе не рассказывала, что мне мама писала?

– Нет.

Подруга снова уставилась в небо, и вдруг заговорила тихим ровным голосом:

– Доченька, солнышко, рыжик мой золотой, не обижайся и не грусти. Я оказалась слабее, чем думала, прости меня. Постарайся стать счастливой несмотря ни на что, это трудная задача, но ты всё-таки сумей. Помни о том, о чём мы мечтали. Всё, что я тебе рассказывала про волшебные страны – правда. Жаль, что у нас оказалось так мало времени, и я не смогу отправиться туда с тобой, но ты справишься. Будь осторожна, не сдавайся и не останавливайся. Счастливого пути! Люблю. Мама.

Яринка замолчала. Я тоже не знала, что сказать. В глазах щипало от жалости и к ней, и к себе. И в то же время я испытала острое чувство дежа-вю. Что-то в этих словах казалось очень знакомым, совсем недавно я слышала нечто похожее… Похожее не словами, но вызванными эмоциями. Дэн? На этом же месте Дэн говорил про свою семью. Он говорил другое и по-другому, но, слушая его, я испытывала похожие чувства.

– Яринка, – тихонько начала я, ещё не зная, как правильно выразить свои мысли, – А что за волшебные страны?

– Ну, это, помнишь, я тебе говорила? Как мы мечтали убежать от отца? Вот мама и рассказывала про страны за Занавесом, где всё можно, не как здесь. Что туда реально попасть, только очень опасно. Но мы попробуем, когда я подрасту.

Чувство дежа-вю не исчезало. И тогда я задала вопрос, обращённый больше к себе, чем к подруге.

– Так твоя мама была другая ?

И как ни странно, Яринка меня поняла. Может, сама думала о том же, а может просто уловила ход моих мыслей тем самым, почти телепатическим чутьём, которого не лишены все дети.

– Да, она не такая… не такая как все эти, остальные женщины. Её поэтому отец никогда не любил.

– А где? – я невольно перешла на шепот, – Где эти страны, про которые она говорила? Как называются?

Яринка покачала головой.