Елизавета Сагирова - Вниз по течению. Книга первая

Иллюстратор Елизавета Сагирова

© Елизавета Сагирова, 2020

© Елизавета Сагирова, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4498-5386-8 (т. 1)

ISBN 978-5-4498-5387-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Натка едва успела открыть дверь, как почувствовала сильный пинок пониже спины, который буквально выбросил её на лестничную площадку, где она и упала ничком, едва успев выставить вперёд руки. Хватит с неё однажды уже сломанного носа.

– Вали отсюда! – рявкнули сзади, и прежде чем громкий стук захлопнувшейся двери поставил точку в этом, по сути, рядовом эпизоде её жизни, донеслось ещё, – Шлюха!

Ну да, ну да, чудная мужская логика в действии – не дала, значит – шлюха. Хотя почему не дала-то? Как раз ему и дала, причём не раз. Помнить бы ещё точно. Не дала тому, другому, что припёр подгон. Видимо предвкушая, как сейчас его за этот подгон отблагодарят по полной программе. Но только если бухать собирались все, почему благодарность ожидалась только от неё?

Да, с одной стороны не убыло бы, конечно, особенно если успеть догнаться. Но должна же быть хоть какая-то справедливость!

Справедливости не было. Поднявшись на ноги, колени которых остро ныли от удара о цементный пол (здравствуйте, новые синяки) Натка поняла, что её сумочка осталась в квартире. Постучать? Богатый опыт говорил, что этим она скорее всего добьётся только повторного пинка под зад, на этот раз отправляющего её уже вниз по лестнице. Вот если подождать с полчасика, пока мужики раскупорят принесённый охочим до благодарностей гостем подгон, пока выпьют, закусят, погутарят и как следствие – немного подобреют…

Но и здесь тот же опыт подсказал, что сумочку за спасибо никто возвращать не станет. А как же! Ведь она два дня… или три? Не важно. Короче она долго зависала на этой хате: пила, ела, курила, пользовалась туалетом и ванной комнатой, спала на продавленном диване и даже слушала фоном цветной телевизор! Это сколько же раз и скольким мужикам надо дать, чтобы отблагодарить? Ответ прост – столько, сколько они захотят, фиксированного прайса тут нет. Вот и выходит, что хрен бы с ней, с сумочкой.

Натка мучительно наморщила лоб (хмель из неё стремительно выветривался, и неумолимо подступающее похмелье мешало соображать пытаясь вспомнить – а что у неё там оставалось? Немного косметики, салфетки, блокнот с ручкой, дешёвые перчатки… Всего этого и не жалко, если подумать. Косметика старая, там тушь уже высохла почти, помада ложилась комками, пудра раскрошилась в пыль, от карандаша для бровей остался один огрызок. Да и положа руку на сердце – зачем ей косметика? Какой с неё прок? Разве можно чем-то скрыть эту синюшность опухшего лица, эти мешки под глазами, и перебитый, чуть свёрнутый набок, нос? И первые морщины? И обветренные, в болячках губы? И унылые сосульки волос? Почему, блин, в запое волосы всегда сосульками, даже если их только что помоешь? Ведь она мыла голову на этой хате!

А когда она последний раз их красила? Корни вылезли даже не на несколько сантиметров – до ушей! Золотистые. Раньше она гордилась своей оригинальностью. Когда подружки и одноклассницы осветлялись, мелировались, блондинились всеми доступными способами, Натка под их истошный вой закрашивала свои натуральные (натуральнее некуда!) пшеничные пряди иссиня-чёрной краской. Потом время подростковых бунтов осталось позади, но она продолжала ходить жгучей брюнеткой. Отчасти по привычке, отчасти потому что уже тогда куча денег уходила на загулы, а на хорошую парикмахерскую, где могли бы ей сделать смывку и вернуть родной цвет шевелюры, их уже не было.

Натка заковыляла к лифту, но в последний момент передумала и свернула к лестнице.

Похмелье было уже совсем рядом. Ещё чуть-чуть и начнутся жуткие шугняки, а замкнутое гудящее пространство лифта – верный способ их побыстрее словить.

Хата, из которой её только что в прямом смысле слова выпнули, была высоко. Натка не знала точно на каком этаже, но высоко. Это она видела с балкона, где они курили все два или три дня. Курили и бросали вниз окурки, которые красиво разбивались об асфальт гроздьями искр. Снизу орали соседи, Володька ржал. Его звали Володькой – хозяина хаты, который привёл Натку к себе с холодной улицы.

Ей показалось, что спускалась она вниз по лестнице очень долго. Так долго, что похмелье всё-таки настигло её и, пока ещё слабое, начало путать мысли, приплетать к ним посторонние голоса, искривлять пространство. Улица встретила холодным порывом ветра. Снег, колючий, как стекловата, полетел в лицо, и на минутку голова Натки прояснилась. Удалось даже понять, что на дворе уже вечер. Что ещё чуть-чуть и начнут сгущаться ранние октябрьские сумерки.

Она нерешительно остановилась, придерживая рукой дверь подъезда, не давая ей захлопнуться, отрезая путь назад, куда ещё, наверное, можно было вернуться.

Вернуться, постучать в дверь, смиренно попросить прощения, признать свою неправоту. Сказать, что согласна по возможности компенсировать потраченные на неё нервы и бухло. Мужики скорее всего уже накатили по первой, а то и по второй, и чуть подобрели. Могут пустить переночевать, а главное – плеснуть в стакан спасительного пойла, отогнать от Натки уже очень близкое похмелье. Страшное нечеловеческое похмелье запойного алкоголика, о котором понятия не имеют так называемые умеренно пьющие люди.