Олег Дивов - Война миров

Потом явилась заводчица, и скандал набрал повышенные обороты. Меня обвинили в том, что я украла котенка, – это еще до результатов анализов, ага-ага. В том, что я помогала мерзавцу убивать кошку и ее приплод. Нет, мне тоже интересно, каким образом котенок преодолел почти пять километров от места гибели своей матери до моего дома. Но при чем тут я? Я подобрала его, когда он уже несколько дней жил в доме. В общем, заводчица мне не понравилась, я ей тоже. Хорошо хоть у секретаря клуба хватило мозгов не вызывать полицию, как того требовала заводчица.

Конечно, я понимала ее мотивы. Убитая кошка была ценным племенным животным. Ее потенциал при продаже недооценили, она выглядела очень скромно на фоне своих братьев и сестер. Впоследствии заводчица пыталась выкупить кошку обратно, но безрезультатно. Тогда она убедила владельца свести кошку с лучшим котом с условием, что всех котят он продает ей оптом, со скидкой. Владелец не очень-то хотел связываться с котятами, но поддался на уговоры. Теперь весь драгоценный помет погиб вместе с мамой, зато появилась чудесная возможность забрать единственного выжившего котика совершенно бесплатно.

В долгу я не осталась, наговорив порядочно гадостей. Заводчица заткнулась, всем своим видом показав, что затишье временное, что война объявлена и реванш не заставит себя долго ждать. Я уже почти мечтала, чтобы тест ДНК дал отрицательный результат.

Мне пришлось ждать полчаса, затем секретарь клуба с фальшивой любезностью сообщила: ответ положительный, это действительно тот самый котенок. И теперь мне придется собрать массу документов, чтобы подтвердить свое право владеть этим животным. А если я хочу получить родословную, то мне необходимо заплатить вступительный взнос в клуб, а также гарантировать участие котенка во всех зоотехнических мероприятиях клуба. Лучшей гарантией, как считалось в клубе, была оплата этих самых мероприятий авансом. Сумму мне назвали такую, что я дар речи потеряла. Секретарь при этом безразличным тоном обронила: я в любой момент могу вернуть котенка заводчице, раз уж мне не по карману его содержание. Прошипев, что в таком случае буду держать его как беспородного, я покинула клуб.

На парковке у Музея Литературы я была за пять минут до назначенного Арриньо времени. И сразу же увидела его – выходящего из машины. Он приветливо поздоровался, я бы даже сказала, контрастно приветливо на фоне того, как меня приняли в кошачьем клубе.

– Вы чем-то огорчены, – весьма проницательно заметил он.

– Прошу прощения. Это личное.

– О-о. Надеюсь, вас огорчил не наш общий знакомый?

Я вынужденно рассмеялась:

– Нет.

– Могу ли я помочь вам?

– Думаю, что нет.

– И все-таки?

Я посмотрела ему в глаза.

– Я бы хотел помочь вам, – произнес он с нажимом.

Я пожала плечами, потом показала фото котенка:

– Вот причина.

– Гм. Симпатичный. И чем же столь крохотное животное могло огорчить вас?

Я рассказала всю историю – с того момента, как нашла котенка, и до визита в клуб.

– Люди, – вздохнул Арриньо. – Некоторые слабые души становятся поразительно заносчивыми, если видят, что в них заинтересованы. Отвратительное качество, как по мне. Вы правильно ответили им. А сейчас еще я добавлю. Ну-ка, дайте мне контакт этого клуба.

Прямо при мне он позвонил секретарю, представился, сказал, что подумывал приобрести котенка у одной известной заводчицы мейн-кунов, но теперь отказался от этой идеи. Ему рассказали, какова эта заводчица в общении, и он не верит, что у столь мелочного, завистливого, жадного и безжалостного человека могут быть хорошие кошки. Ей бы радоваться, что после ужасной трагедии один котик выжил, ей бы облизывать спасительницу котенка, объяснять, как растить и воспитывать драгоценное животное, помогать советом и делиться опытом, а она как поступает? Определенно, с нею невозможно иметь дело. И он, пожалуй, купит не котенка, а щеночка, поскольку фелинологический клуб проводит нездоровую политику, поддерживая скандальных заводчиц, а не приличных покупателей.

– Вот и все, – сказал он мне со слабой улыбкой, – считайте, вашей проблемы больше нет.

– Благодарю вас.

– О, не стоит. Покажете мне потом вашего красавца. Я и в самом деле подумываю кого-нибудь завести, внучка просит. У одного знакомого есть попугай жако, девочке нравится птица, но птице не нравятся дети. Я склонялся скорей к небольшой собачке, благо у другого моего знакомого целый выводок пшеничных терьеров, и наблюдать за играми собак – одно удовольствие. Но, возможно, крупная кошка будет даже лучше. Надеюсь, в этом клубе не единственная заводчица, поскольку меня совершенно не тянет общаться с особой, которая отнеслась к вам так плохо.

Тем временем мы вошли в здание музея. Арриньо внезапно спросил:

– Скажите, сеньорита Кастро, нравятся ли вам стихи Роберта Бернса?

Я не вздрогнула. Первая из кодовых фраз для распознавания своих в агентурной сети. А с другой стороны, Бернс в Эльдорадо считался борцом за независимость Шотландии от Британского Содружества, и на этом основании в школьную программу были включены три его произведения. На мой взгляд, ни за что Бернс не боролся, он просто до одури любил свою страну. Не одно и то же. Но Бернс давно умер, ему уже наплевать, что там о нем думают эльдорадцы и как они толкуют его лирику. Хочется им видеть подоплеку в умении просто радоваться жизни – да пускай.

Несколько смущало, что в деревенской и даже пригородной школе литературу по расширенной программе не давали. Но тут многое зависело от личности учителя. Мог воткнуть факультативно, по своему желанию. Как и тех, кого полагалось упомянуть в ответе на первую фразу кода.

– Кажется, его поэзия есть в школьной программе, – уточнил Арриньо, видя мою заминку. – По крайней мере, в мое время была.

– В моей школе не было. Но мне повезло, я попала к учителю, искренне увлеченному предметом, и за пределами уроков он довольно много рассказывал нам о мировой литературе. Пожалуй, Бернс мне нравится, но не так сильно, как Пушкин. Вообще, из иностранцев мне больше всех по душе Пушкин как поэт, Сигрид Унсет как прозаик и Шекспир как драматург.

– Неплохой вкус, – кивнул Арриньо, слегка успокоившись.

И нараспев произнес две строки из Гегеля. Я ответила цитатой из «Троецарствия». С полминуты мы перекидывались фразами кода, причем я могла бы покляться, что моему собеседнику доставляет истинное удовольствие цитировать великих авторов прошлого.

– Признайтесь, сеньорита Кастро, – смешливо прищурился Арриньо после того, как наш «обмен любезностями» завершился, – вы в самом деле читали хоть кого-то из них?

– Вы не поверите – почти всех. Честно говоря, я не читала «Троецарствие», но смотрела фильм, и Гегеля прошла в виде выжимки.