Евгений Филенко - Вектор атаки

Пассажирам от всех этих эволюций было ни холодно, ни жарко.

Дези спросила было, что такое экзометрия, но пропустила объяснение мимо ушей, привлеченная внезапно открывшейся за поворотом смотровой палубой. Обширное пространство заключено было в стены из пористого материала пронзительных янтарных тонов и перехвачено металлическими ребрами на манер шпангоутов. Даже пол, и тот был ослепительно-янтарным. В лучах светильников, трепещущих столбов белого с желтизной газа, от разрозненных зрителей тянулись длинные контрастные тени. Гигантский полусферический экран усердно демонстрировал красоты открытого космоса. Небо, как ему и полагалось, было черным, звезды пронзительно-яркими и колючими, а лоскуток солнечной короны, предусмотрительно уведенной за пределы прямой видимости, выглядел теплым и домашним, как рукав махрового халата.

– Наш лайнер вошел в экзометрию, экипаж желает всем спокойного полета и приятного отдыха!..

«Шаритхакраана» ощутимо дрогнул, и экран заволокло непроницаемой серой пеленой.

– Это и есть экзометрия, – сказал Кратов солидным голосом.

– Да? Скучновато, – отреагировала Дези. – Похоже, ничего нет интересного в этих ваших космических полетах.

Возразить столь прагматической логике было нечего. Кратов попытался было пробормотать что-то интригующее о короне Юпитера, кольцах Сатурна и поющих лесах Амриты, но тема слишком скоро себя изжила.

Они покинули смотровую палубу, оставив ее любителям затяжных медитаций, и не успели даже подобрать подходящего предмета, чтобы нарушить затянувшееся молчание, как в одном из ответвлений главной галереи им весьма удачно подвернулся уютный, слабо освещенный бар.

– Может быть, на нижних палубах найдется что-то попросторнее? – предположил Кратов, с сомнением оглядывая пустующие столики. – С музыкой, с танцами, с людьми…

– Ах, оставьте, – сказала Дези, с ногами устраиваясь в свободном кресле. – Это как раз то, что нужно. Я не любительница шумных компаний. Имею некоторый… гм… негативный опыт. А здесь можно поговорить, не срывая голоса и не привлекая ничьего внимания.

Несмотря на то что путешествие только началось, Дези выглядела не на шутку утомленной; от ее веселого любопытства не осталось и следа.

– Слишком много впечатлений, – пояснила она, перехватив сочувственный взгляд Кратова. – У меня чересчур глубокие эмпатические отношения с окружающей реальностью. Тишина, темнота и покой – то, в чем я сейчас нуждаюсь сильнее всего. («Помню, помню», – подумал Кратов.) Вы не разочарованы, коллега?

Тот замахал руками, всем своим видом показывая, что нисколько не разочарован, и вообще кто он такой, чтобы в чем-то разочаровываться, не пройдя и половины пути.

Они заказали легкий фруктовый салат и бокал молодого темного вина для Дези, большое ассорти из дикой птицы и большую кружку пива для Кратова.

– Слишком много людей, – вздохнула Дези. – И все чего-то от меня хотят.

– Ну, не знаю, – сказал Кратов. – Мне показалось, что они спешат по своим делам и заботам и стараются не уделять нам внимания. Не такая уж мы и приметная парочка.

– Вам действительно показалось. Люди всегда чего-то хотят. Не высказывают вслух, а невербально транслируют. И не только мне – и вам тоже, вообще всем. Просто я умею принимать их сигналы, а вы умеете игнорировать. Вы счастливчик, и сами того не сознаете. Вот вы поняли, чего от вас хотел этот странный господин с гигантскими усами? Наверняка поняли, но сочли за благо пренебречь. И правильно, между прочим.

В стене рядом со столиком открылся лючок с заказом. Дези терпеливо дождалась, пока Кратов расставит блюда и сосуды по столу и в меру своего понимания разместит приборы. Взяв бокал в обе ладони, сделала большой глоток.

– Вам повезло больше, потому что я не просто принимаю, а в силу своей запороговой эмпатийности не могу не принимать сигналы, даже если бы пожелала. Я открыта всем взглядам, всем эмоциональным потокам, всем желаниям, я принимаю их и ретранслирую адресатам. И те видят во мне то, что хотели увидеть. Когда я в своем кабинете, наедине с пациентом, я использую свой дар ему во благо и себе не во вред. Но в толпе, в человеческом окружении… Это ужасно, Кратов… ничего, что я вас так называю?

Кратов согласно закивал. Он только сейчас понял, насколько голоден.

– Спасибо, друг мой. Ваша фамилия очень вам подходит: было бы странно, если бы вы были какой-нибудь там Готтентоттентентунштеллинген или хотя бы даже Конунгсоломонссон. Коль скоро мы с вами плывем по этой вашей экзометрии на судне под названием «Шаритхакраана»… Однажды у меня был пациент, которого звали Ардушабаралимат Дхаткамбилараба. Он страдал апейрофобией – страхом перед бесконечностью.

– Еще бы, – заметил Кратов. – Должно быть, произнося свое имя, он постоянно терял либо его начало, либо окончание.

– Я тоже так решила вначале, – слабо улыбнулась Дези. – Пока не выяснила, как звали его родителей, у которых с фобиями все было хорошо. То есть никак… Так вот, о марсианине из известного рассказа. Он умер от эмоциональной перегрузки и спровоцированного этим состоянием физического истощения. Может быть, я не все поняла или поняла неверно… Он пытался подарить всем их воспоминания, внушить иллюзию обратимости самых печальных событий и тем самым склеить заново осколки давно и вдребезги разбитой душевной гармонии. Но его собственное «я» не выдержало. Может быть, у него и не было никогда этого собственного «я»… Но у меня все иначе. У меня есть эго. Потому что я сама по себе – личность, такая же уникальная, как и все, кто меня окружает. Может быть, не такая уникальная, как вы… – Кратов попытался протестовать, но она снова остановила его, направив указательный палец куда-то в район его носа. – Не прекословьте, я наводила о вас справки. Как и вы обо мне.

– Вы честно не читаете мысли?

– Я читаю эмоции. Эмоции как императив. Ощущаете разницу? Это даже не то же самое, что воспринимать эмоциональный фон, как наверняка умеете вы. («Не в вашем случае, милая фрекен», – безрадостно подумал Кратов.) Кстати, вы знаете, что у животных тоже есть эмоциональный фон?

– Благодаря этому у меня есть друзья среди высших приматов, – улыбнулся Кратов. – Некоторым гориллам нравится, когда понимают их желания.

– Вот видите, даже гориллам нравится. А людям это бывает необходимо. И тогда они делаются неумолимы и эгоистичны в своих желаниях, сами того не понимая, против собственной воли, вопреки воспитанию и такту. Меня специально учили отгораживаться от этого потока сигналов, выстраивать защитные барьеры. Затем лишь, чтобы я однажды не сошла с ума… Я этого отчаянно боюсь.

– Чего именно?!

– Сойти с ума. Правда-правда. Я ни дома, ни на работе, нигде не расстаюсь с блистером «стоп-крафта»… это сильный транквилизатор, который и слона свалит с ног. Он и сейчас при мне. Показать? На тот случай, если увижу у себя признаки неадекватного поведения, но еще буду в состоянии контролировать свои поступки. Не смейтесь! Я не знаю предела своих способностей и боюсь, что однажды потеряю над ними контроль. И тогда неизвестно, что будет. Да, я могу манипулировать людьми, внушить им любые фантазии… это мой метод лечения. А вдруг эти фантазии будут злыми? Вдруг я захочу повелевать? Насчет «править миром» – конечно же, шутка… до тех пор, пока я не слетела с нарезки. Несчастный марсианин перед тем, как умереть, тоже сошел с ума. Капсулка «стоп-крафта» должна предотвратить беду, погрузив меня в долгий безмятежный сон.