Любовь и свобода

Подошли Порох с Костылём.

- Поехали, а? – сказал Порох. Лицо у него было цвета теста.

- Две минуты, - сказала Илли. – А то Джедо скоро совсем ходить не сможет.

Она открыла сумку, достала пенал со шприцами, вынула иглу.

- Э-э… - сказал Лимон.

- Ты же ногти стрижёшь? И без наркоза?

- Понял, - сказал Лимон. – Просто почему-то страшно.

Он обхватил руками колено и изо всех сил замер.

Илли обмазала ему половину ступни йодом, потом взяла иглу двумя пальцами и стала аккуратно сверлить ноготь примерно посередине. Это был не больно, но очень противно. Потом из-под кончика иглы брызнула струйка тёмно-малиновой крови. Илли убрала иглу, смочила марлевую салфетку чем-то лиловым из бутылочки, разорвала пергаментную обёртку бинта и не очень быстро, но аккуратно прибинтовала салфетку к пальцам. Почти сразу же на бинте расплылось кровавое пятнышко.

- Легче? – спросила Илли.

Лимон потрогал ступню.

- Легче, - сказал он удивлённо.

- Вот теперь можно ехать, - сказала она.

Операция заняла минут пять. Эта маленькая задержка их спасла.

Первым идущие по шоссе машины заметил Костыль.

- О! – закричал он, показывая рукой. – Наши! Наши! Эй!!! – он сорвал с себя берет и замахал им. – Гони, Порох, гони, не успеем!..

Порох быстро взглянул на Лимона. А Лимон…

- Всё равно не успеем, - сказал он.

- У тебя ракетница! Пускай ракету! – бушевал наверху Костыль.

- Тормози, - сказал Лимон. – Илли, дай бинокль.

Он сам не знал, что его смутило. Ну, идут три грузовика из города…

Высокие борта. В городе и у пограничников были или с обычными бортами, или закрытые фургоны. А эти – как для перевозки сена…

Он приник к окулярам и долго не мог поймать машины в поле зрения. Слишком большое увеличение… Потом они появились – почти вплотную.

Первый и второй были по самый верх бортов завалены какими-то ящиками, коробками, тюками. В третьем сидели вооружённые люди. Человек семь. В штатском. Деревенские.

- Деревенские… - сказал он вслух. – Не понимаю.

- Да хоть кто! – возмущённо закричал Костыль.

- Лимон прав, - сказал Порох. – Что-то тут не так. Пусть проедут. Ну-ка, сядьте там за кабиной. И ты, командир – давай вниз.

И, подавая пример, сам улёгся на сиденье.

- Ну, вы вообще… - проворчал Костыль, но всё-таки лёг.

Лимон сполз по сиденью, упершись коленями в панель радиоприёмника – так, чтобы чужие машины кое-как виднелись поверх капота, но зато с той стороны их грузовичок будет казаться пустым. Прошло с полминуты; машины, кажется, миновали поворот к башне и теперь удалялись…

…с добычей, подумал Лимон. А это значит…

Нельзя сказать, что его застывший ужас стал сильнее. Нет. Но теперь Лимон не просто опасался, не просто догадывался, а почти знал наверняка: произошло самое страшное. И оставалось одно: не верить в это до самого конца.

Колонна уже скрылась за пологим склоном, а он всё не решался сказать Пороху: поехали. И сам Порох сидел какой-то пришибленный, вялый, безвольный, серый лицом…

- Что с тобой? – спросил Лимон.

- Плохо, - сказал Порох. – Тошнит… - он открыл свою дверь, свесился вниз и несколько раз тихонько вякнул. Потом снова сел, вытирая губы рукавом. – Но не рвёт. Да мы ведь и не ели, кажется, ничего?

- Поехали, - сказал Лимон. – Дома поедим.

- Думаешь?.. – как-то неуверенно спросил Порох, но мотор завёл и сразу тронулся – благо, под гору.

Дальше ехали молча. Совсем молча. Скоро показались высокие чернодревы, образующие густую тенистую аллею перед въездом в город. Эти деревья когда-то очень давно посадили купцы и солекопы – и для красоты, и против ветра: именно сюда зимой вырывался из ущелья Тиц ледяной тиц-конвестатль, названный так по имени горского бога злых зимних ветров; в старых книгах писали, что этот ветер за полчаса замораживал насмерть, превращая в ледяные фигуры, целые караваны – по-зимнему одетых людей и мохнатых горных буйволов. Впрочем, после войны настолько сильных и холодных ветров уже не было; не зря же долбили литиевыми – или кобальтовыми? - бомбами долину Зартак; так говорили старики.

Аллея тянулась километров на пять, немного не доходя до моста через Юю…

- Притормози, - сказал Лимон. Порох вяло остановил машину.

- Тебе опять что-то не нравится? – склочным голосом спросил Костыль. Ему было страшно, поэтому хотелось задираться.

- Да, - сказал Лимон. – На листья посмотрите.

- Массаракш, - на вдохе прошипел Костыль. Илли тихо присвистнула.

Кроны, которые должны были быть тёмно-зелёными, сейчас имели отчётливый ржавый налёт – как раз справа, со стороны, повёрнутой к ущелью. Множество листьев устилало дорожное полотно…

- Вот так, да? – сказал Порох.

- Что?

- Там же Пандея.

- Да. И что?

- Ну всё же понятно! – вдруг закричал он рвущимся голосом. – Ну всё же понятно! Они пустили газ! Газ! Нет никого в городе, все мёртвые там! Как возле башни! Нет никого! Незачем нам туда!..

- Порох, - сказал Лимон тихо. – Даже если газ. Зимний ветер проходит мимо города, потому город там и поставили – за ветром. Понимаешь? Если газ – он тоже мимо прошёл. Здесь он был, у башни был, новые шахты накрыло, наверное. А город остаётся в стороне. Поехали. Ну, может, край его зацепило. Потому и не до нас спасателям. Давай, жми. Жми. – И, обернувшись назад: - Костыль, дай мне один автомат. И сами возьмите – ты правую сторону держишь, Илли – левую. Илли, ты умеешь с автоматом обращаться, учили вас?

- Нет, у нас не было стрелковой, одна медицинская. Я только из спортивной винтовки стреляла.

- Сейчас покажу, - сказал Костыль. – Вот я тебе зарядил, поставил на одиночные, просто нажимай спуск. Отдачи никакой. Попробуй.

Гукнул негромкий выстрел.

- Вот так и стреляй. Если что…

- Если что – под ноги, - сказал Лимон. – Ну, сама сообразишь. А пока просто держи стволом кверху. Для авторитета.

Лимон, прикрыв глаза, отщёлкнул магазин, тронул пальцем шпенёк-индикатор, показывающий, что все патроны на месте, вогнал магазин в приёмную горловину, передёрнул затвор, опустил предохранитель. Выставил ствол в окошко – вперёд и вверх.

Порох порывисто вздохнул, тронул машину – и покатил вперёд, всё так же медленно и осторожно, будто не бетон был под колёсами, а ненадёжный мутный ноздреватый лёд. Листья очень слышно похрустывали: так хрустела бы яичная скорлупа. Или озёрные ракушки-кружевницы.

Было очень тихо.

Миновали поворот на новые шахты. Лимон вроде бы заметил вдали оранжевый солекопский грузовик, завалившийся в кювет. Но ничего не сказал; Костыль тоже промолчал. Может, и показалось. А если и не показалось – так ведь это, в конце концов, всего-навсего грузовик…

После поворота можно было считать, что они уже в городе, просто деревья и кусты надёжно заслоняли постройки. Справа лежал военный городок, слева – станционный посёлок. Если пешком, подумал Лимон, напрямик, то через десять минут будем дома. Если ехать – то через двадцать.