Ольга Онойко - Море имен

«У вас трое детей», – подумал Алей, но промолчал. Он видел будущее Воронова – в нем была Поляна Родина, любимая и неразлучная, и не было трех мальчишек-Рябининых. Учитывая же, каким это будущее представлялось… Вполне возможно, что для мальчишек так было и вправду лучше. Образование отец давал им превосходное, а в том, чтобы носить его фамилию (Алей только теперь это понял), на деле не было никакой выгоды. «А Поляна не боится», – подумалось ему, и еще подумалось, что Поляна, наверное, просто не понимает, что это значит – стать супругой Воронова.

Но он был ее Пределом. Ее великой вечной любовью. Что бы ни принесла ей эта любовь, Поляна все примет с радостью. Такой уж она рождена. «Если Воронов останется без Предела, так будет даже лучше, – решил Алей напоследок. – Безопасней».

Летен ушел, а минуту спустя в комнату заглянула Рябина. Алей попросил у нее еще чаю и выбрался из-под одеяла.

Рябина закончила мыть тарелки и присела за стол, подперла подбородок красивой рукой. Алей смущенно пригубил чай и только потом взглянул на нее. Одной лампочки, заключенной в алый абажур, маловато было для просторной кухни, оконное стекло дышало тьмой, воздух полнился сумерками. Ореховые глаза Рябины темнели, и становилось понятно, что она намного старше, чем выглядит, ей уже под сороковник.

– Алей Веселин, – спросила она, – вы давно с Летеном знакомы?

– Несколько дней.

– Он о вас беспокоится, – Рябина помолчала. – Вы с ним работаете?

Алей замялся и ответил:

– Примерно так.

– Непохожи вы на делового партнера, – сказала Рябина, – извините. Вам сколько лет?

– Двадцать.

– Зря вы в это ввязались, – просто сказала она.

Алей уставился в чашку.

– Вы правы, – сухо ответил он. – Но так получилось.

– И соскочить уже нельзя? Я знаю. Но вы подумайте, может, получится. Вам лет совсем мало. Я попрошу Летена – вдруг отпустит?

Алей неловко улыбнулся.

– Спасибо, но я…

– Сами, сами, понимаю.

– Он обещал мне помощь, – вдруг сказал Алей. Он не собирался откровенничать перед Рябиной, это выходило как-то помимо его воли. Доктор Рябина собирала анамнез, и глупым казалось что-то от нее утаивать. – Мне очень нужна помощь. И взамен я должен выполнить для него одну работу.

– А кто вы по роду деятельности?

Алей поморщился и коротко ответил:

– Хакер.

– Ясно, – сказала Рябина. В певучем голосе ее неожиданно воскресли интонации Летена. – Дело уголовное выходит?

Алей поперхнулся чаем.

– Нет! – прокашлял он. – Нет, что вы. Ничего особенного. Просто… информация.

– Информация… – медленно повторила Рябина, отводя лицо. В алых полутенях оно было чарующе прекрасным. Алей смотрел на нее, как завороженный. Слова подбирались к губам и теснились на языке, но он все не понимал, о чем ему хочется рассказать Рябине, и можно ли рассказать ей об этом.

И вдруг он увидел ее тоннель.

Это оказалось поразительно легко и просто. Не требовалось ни малейшего напряжения. Видеть тоннель было так же естественно, как видеть надетую на человеке одежду. Алей заморгал от неожиданности, зажмурился и разожмурился – все осталось ясно, как было. Рябина Метелина Чалко, невролог в профсоюзной поликлинике, тридцать девять лет, трое сыновей – старшие близнецы Огонь и Пламень, младший Уголек… Ее Вселенная была Вселенной матери. За прожитые годы так велика стала мудрость Рябины, так укрепилось ее сердце, что сама она уже незаметно становилась Якорем для тех, кто окружал ее. Алей вспомнил, что мать – первый Якорь ребенка. Всякий, кто попадал в поле силы Рябины, становился для нее дитятей – и Алей, впрямь годившийся ей в сыновья, и могучие приятели Летена, и даже сам грозный Воронов, которого она любила и боялась. Тихо и покойно делалось им у материнской юбки, под материнской рукой.

Чтобы выйти за Предел и стать настоящим Якорем, администратором, подобным Полохову или даже могущественней его, Рябине не хватало осознанности и воли к власти.

А подтолкнуть ее в нужном направлении было очень просто. Пугающе просто. Бросить несколько реплик: спросить, почему такая прекрасная и умная женщина похоронила себя, отказавшись от карьеры, развлечений и личного счастья, почему она живет не своей жизнью, а только жизнями своих детей. Огонь и Пламень уже выросли, да и Уголек не нуждается больше в ежеминутном присмотре. Что будет делать Рябина потом, когда они покинут гнездо?.. И грозой поднимутся мысль и понимание, мудрость не исчезнет, но обретет мускулы устремлений, а власть с радостью подарят Рябине мужчины, которым с ней так тепло.

Алей поежился. Напомнил себе, что никто не просил его взламывать этот Предел, и значит, нужно молчать.

– Как вы встретились? – спросила Рябина. Алей не сразу понял, что речь о Летене.

– Поляна познакомила. Поляна – это моя подруга, одноклассница, – поторопился объяснить он.

Рябина подняла прекрасные глаза, и он неуклюже, почти грубо выпалил:

– Вы знаете, что он женится?

Рябина помолчала.

– Знаю, – сказала она. – Слава богу. Теперь будет спокойнее. Вы сказали – ваша одноклассница? Ей двадцать лет? – И она прибавила с тоской: – Господи, бедная девочка.

Алей едва не проговорился про Пределы и взломы. Вовремя прикусил язык. Этого Рябине не стоило знать. А самому ему не стоило напрашиваться на ответную откровенность, но он все же сказал, чувствуя, как уши рдеют от острой неуместности вопроса:

– Рябина Метелина, почему вы не вышли за него замуж?

Ресницы Рябины дрогнули.

– Страшно, – коротко ответила она и встала. – Спокойной ночи, Алей Веселин. Будете утром кашу геркулесовую?

Алей покраснел до корней волос и что-то промямлил. Он понимал, что влез куда не надо. Но Рябина улыбнулась ему, как мать, кивнула и вышла, сказав из коридора:

– Гостевое полотенце – зеленое.

Вернувшись из ванной, Алей забрался в постель. Полежал немного, привстал, проверил, что проксидемон на месте: железная змея свернулась кольцом на тумбочке у изголовья. Алей покрутился с боку на бок на непривычной, слишком мягкой кровати и только успел подумать, что не сможет уснуть в чужой квартире, как провалился в глубокий сон.

…тихо текла вода смыслов в безмятежных берегах Старицы, и вечный полдень смотрел на нее из-за облаков. Зеленая лодка ждала у берега, привязанная к колышку грубой веревкой. В лодке лежали весла. Алей спустился с обрыва и сел на бревна рядом с Полоховым.

– Привет, – сказал Вася и ловко кинул камешек: раз-два-три-четыре блинчика проскакало по темной речной глади.

– Это сон или видение? – спросил Алей.

– Ни то, ни другое. Я тебя разбудил, но ты проснулся не в бодрствование, а в интерфейс. Я ненадолго.

Вася покосился на Алея насмешливым бледным глазом и прибавил: