Михаил Исаков - Телепупс

Дошло до того, что Дядя Гурам стал начальствовать на канале «Столица» и занялся проектами в стиле art-chaos. Воздвигает памятники под общим названием «Кумир прошлого». Каждый год — новый персонаж, новый памятник. Отстоял пенопластовый герой на алюминиевой основе и, пожалуйста, — в положенный срок уже все готово. Конкурс на замещение начинается чуть ли не на следующий день после установки. Словом, докатился. Живой классик.

Вы хотите платить за трафик меньше?…Да?…

Нет!

Чтобы пожаловаться на мобиспам нажмите 1.

Макс не удивился моему звонку, но было бы преувеличением сказать, что он выказал радость по поводу моего появления. Нечто вроде неизбежного зла, присущего посещению стоматологического кабинета, где вместо бормашины и врача единый во всех функциях Вася Чапаев. Я никак не мог облегчить его страдания. Из всего многообразия Шуркиных кремлевских друзей, приятелей и собутыльников мне был известен только Макс.

— Что ж вы все от меня так шарахайтесь? — поинтересовался я у Человека-из-Администрации.

— Все?

— Ну да. Ты бы видел лицо нашего гэбешника, когда он со мной разговаривал в больнице. Даже отпустил меня быстро, а ведь ты знаешь, он любит поговорить.

— Болтаешь, — не поверил Макс, наблюдая за тем как Зоенька тыкала кнопки на подлокотнике своего кресла. Она уже в который раз пыталась разобраться с автомобильной электроникой и опустить стекло.

— Как дела?

— Сливочно.

— И у меня также.

— Почему?

— Ты же понимаешь, что ситуация с Шурой весьма необычна.

— И?

— Дурака-то из себя не строй.

— Грубишь.

— Называю вещи своими именами.

— Шутишь.

— Я вообще думаю, что весь этот сыр-бор начался с подачи наших доблестных чекистов.

— Нас пишут.

— Удивил! — отмахнулся я, переключив внимание на Зоеньку. Девушка, бросив упражнения с кнопками, заблокированными водителем, беззвучно вертела пальцем у виска. Пришлось ей объяснить:

— Он нормальный. Просто у Макса редкий дар. Он говорит, точно также как пишет инструкции и речи. Если Гурам маг визуальный, то наш дорогой Человека-из-Администрации пример мага вербального.

— Льстишь, — отреагировал Макс, хотя было заметно, что ему понравилось. Он даже откинул свои неформально длинные пряди волос, продемонстрировав нам серебренное колечко в левом ухе. Оно должно было олицетворять духовную связь Макса-чиновника и Макса-писателя.

— Чистая правда, — подтвердил я и в этот момент почти поверил в исключительность своего собеседника. — Макс наш новый русский словесник. С будущего года его произведения войдут в школьный курс вместо… Вместо кого?

— Бунина.

— И сколько ты за это заплатил?

— …

— Старичье прошлого века все равно никто уже не читает, а у Макса популярности в творчестве столько же, сколько таланта брата краткости. Дядя Гурам сравнивает его с Бертольдом Брехтом.

— Правда? — спросил русский Брехт.

— Правда, — подтвердил я, считая в душе, что термин «словесность» подходил к его работам лишь в сокращении «слово». — Насчет похожести я готов с ним поспорить, но то, что ты вписался в глобальный технологический дискурс, нет никаких сомнений.

Зоенька вряд ли знала кто такой Б. Брехт и вряд ли помнила И.А. Бунина, но наверняка читала по своему телефону SMS-романы Макса: «Поле. Лес. Туман. Мы встали. Пошли. Вперед! Вперед! Пули. Трудно. Взрывы. Страшно. Выдержали. Справились. Победили». Их еще обычно сопровождают картинки и музычка. Когда нечего делать в метро, очень даже способствует.

— Кстати, познакомься, — это Зоя. Я встретился с ней в Петербурге.

— Уже, — познакомился Макс.

— Как это?

— Твои выкрутасы в Интернете.

— Уроды!

— Ну, вот я и стала знаменитой, — замечает Зоя.

— И я тоже, — поддакиваю я и смотрю на секретаршу.

— Обещали не выставлять, — сообщила Татьяна, слушавшая наш разговор вне кадра. — Привет, Макс!

— Таня. Привет. Что звонишь?

— Ты там по кремлевским курилкам не слышал, кто нас мог заказать? — спросил я и тут же уточнил: — В смысле, кому это выгодно?

— Не знаю. — «Честно» ответил Макс, враз бледнея и покрываясь испариной. — Другим бы интересовался.

— Например?

— «[Голово]ломкой».

— Я к тебе заеду за заданием на игру ближе к вечеру.

— Нет. Выслали фельдсвязью.

Я не поверил своим ушам:

— Повтори, пожалуйста.

— Не приезжай.

— То есть меня даже в Кремль теперь не пускают?

— Мы заняты.

— Мы? Это кто «мы»?

— …

— Слушай, а не Администрация ли тут химичит с Шурой и Президент-Шоу?

— Слухи.

— Какие слухи?! — не выдержал я. — Это я только что догадался. Колись, сука!

— Проспись.

— Да я…!

«No connect» — сообщил мне телефон и больше с Максом не соединялся. Кремль вырубился. Не отвечал ни один телефон Администрации. Мое лицо поставили на односторонний блокиратор. Даже сайт висел, выдавая белостраничный «error».

— Моб, вашу ять, — резюмировал я. — Вот тебе и «электронное правительство». Связь, бдядь, между государством и его гражданами. Ох, и держит же гражданин Гурамчик нос по ветру. Не зря про Макса напомнил. Носяра. Ох, и нюх у него.

Я попытался дозвониться до нашего гбешного куратора.

Телефон недоступен или находится вне зоны устойчивой связи. Попробуйте позвонить позднее.

— Ну ваще, заебись. Это когда же позднее?!

— Не надо нервничать, — распорядилась Таня. — Еще пока ничего страшного не произошло.

— Да!?

— Будем работать.

— Да?!

— Снимем наручники и…

О том, как я приобрел эти сомнительные украшения, у меня остались весьма смутные воспоминания. Зато я хорошо осознавал необходимость от них избавиться. Но так как наручники были сделаны из титана и снабжены магнитным кодовым замком, то, как вы понимаете, просто так они не снимались. Зоя же молчала, как настоящая партизанка, и не раскрывала страшной тайны комбинации из четырех цифр. Космодемьянская, блин!

Татьяна объясняла подобное поведение склонностью молодежи к инфантильному максимализму. Возрастное, значит. А раз так, то Федя предлагал радикальные отцовские меры в виде хорошей порки. Зоя бледнела, краснела, еще больше потела и все равно молчала. Даже когда Федя снял ремень и демонстративно пощелкал им у ее чуть курносого носика. Она жмурила глаза, готовилась разрыдаться, но ничего не говорила.

Как старший по должности я не допустил насилия, выбрав в качестве наказания пытку голодом. Решил, не предлагать ей бочку варенья, корзину печенья и просто деньги, посчитав, что до обеда (без ужина и завтрака) ее хрупкий организм признает невозможность существования без пищи.

Не могли же мы, в самом деле, ходить с ней в туалет вдвоем. Пришьют еще развращение малолетних.