Мария Гинзбург - Не пролететь мимо Земли

– Ты с ума-то не сходи, – сказал он серьезно, глядя на Гарика. – Любовь любовью, а…

Гарик тряхнул головой, но объясняться было некогда.

– Спасибо, – сказал он и побежал по коридору.

В Хиришах еще долго потом обсуждали – и осуждали – нравы съехавшейся на концерт молодежи. Смачно, с причмокиванием, оснащая истории подробностями, говорящими о полном незнании материала рассказчиками. Слава слушал эти байки, но молчал. Хотя ему было что сказать.

Он работал таксистом уже десять лет. Возил бандитов, игроков, мамашек с детьми, пьяных, сладкие парочки, подруг-болтушек, наркоманов. После того, как съездившие за дешевым героином трое друзей отъехали в вечность прямо у него в машине, Слава некоторое время подумывал о том, чтобы перейти на комбинат огнеупоров. Подергался, подергался, но не стал. Его уже слишком затянула эта работа, не так чтобы очень уж денежная, не самая престижная, но и не самая опасная...

Эта компания надолго врезалась Славику в память.

В день концерта он решил подежурить у ДК – все равно Слава тогда был без заказов, не успел вчера сдать деньги. И не пожалел. Тот смазливый парень с явно женской сумкой в руках подбежал к его «Волге», когда уже смеркалось. Праздник только входил в полную силу, и таксист удивился, куда это музыкант хочет ехать. Славе он сразу не понравился. Один такой красавчик увел у него подругу, которую Слава очень любил, и по молодости лет сильно жалел об этом, хотя теперь, конечно, перестал. Как говорится, если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло. Да и сумка эта внушала подозрения… Парень спросил, свободна ли машина, на что таксист ответил утвердительно. Тогда парень, непрерывно оглядываясь на вход в ДК, попросил подождать.

Ждать пришлось недолго. Из ДК вышли три девушки, две из которых под белы рученьки вели третью. «Понятно», подумал Саша. – «Эвакуация». Парень юркнул назад, туда же села пьяная девушка и одна из ее подруг. У Славы пропала всякая охота с ней разговаривать, едва он увидел вживленное над левой бровью черное сердце. Причудливый, аляпистый перстень, что уродовал собой правую руку девушки, по своим техническим характеристикам мало чем уступал кастету. Едва устроившись на сиденье, неформалка начала крыть парня такими словами, что Славе, как в школе, захотелось ей вымыть рот с мылом. Но этого таксист себе позволить не мог. Парень же, что характерно, молчал и только что не сумкой закрывался. Девчушка между ними пьяно всхлипывала.

Третья девушка вроде как не собиралась садиться в машину. Слава решил, что она только помогала дотащить перепившую подругу. Пока девушка мялась у передней дверцы, Слава успел хорошо ее разглядеть. Первое, на что он обратил внимание, были длинные, до задницы, каштановые волосы девушки. Последнее время бабы стриглись коротко, хвала прогрессу и феминизму. Если бы они знали, чего лишают себя! При взгляде на каштановую волну Слава непроизвольно представил эти волосы рассыпанными по подушке, и в горле у него пересохло. Лицо девушки было практически скрыто огромной, стоящей вопреки всем законам физики огромной челкой. Синие тени жутко смотрелись в сочетании с большими, с поволокой карими глазами девушки, но легкое платье девушки выглядело так, что Славе сразу захотелось сказать ей что-нибудь приятное.

Тут неформалка с заднего сиденья крикнула:

– Рита, садись! Ты ведь Грина лучше знаешь, поможешь уговорить!

Девушка открыла дверцу и села. Слава хотел спросить: «Куда едем?», но тут увидел у нее на коленях книгу и словно споткнулся. Это была задняя обложка книги, так что Славе не удалось узнать, что читают такие милые девушки. Да и не написали еще книги, которая могла бы лишить дара речи бывалого таксиста, дело было в другом.

Всю обложку занимал смазанный отпечаток кровавой ладони. Это не было частью оформления – там, где к бумаге прижались подушечки пальцев, Слава отчетливо разглядел маленькие бурые комочки.

– Что встал? – рявкнула неформалка. – Гони!

– Куда едем? – спросил Слава, справившись с собой.

– На вокзал, – сказала Рита.

– Автобусный или железнодорожный?

Рита растерянно посмотрела на таксиста.

– Я даже и не знаю…

Слава улыбнулся. Неформалка выдала новую порцию проклятий, отдышалась и сказала:

– Ну подумай, Рита! Ты ведь с ним разговаривала! Может, там автобусы отъезжали, рычали в трубку…

– Да никто там не рычал, Катя, – растерянно сказала Рита. – Хочешь, я ему еще раз позвоню?

– Не надо, – сказал парень.

– Заткнись, козел, – сказала Катя.

Лицо Риты просветлело:

– А! Там было это, знаешь: «Внимание, внимание! Электропоезд на Кудово…»

– Железнодорожный, – сказала Катя таксисту, но тут уже заводил машину.

Боль за грудиной все нарастала, словно в музыканта вцепился волк и теперь рвал из живого тела куски мяса. В ушах Рикошета звучал гул, словно в отдалении взлетал самолет, но этот грохот все приближался, и от него становилось больно ушам. Витек перестал видеть свое отражение в осколке зеркала. Все застлала тьма. Музыкант уронил голову обратно на подлокотник.

И в этот момент Рикошет понял, что умирает. Страх окатил его ледяной волной, и тут же сдавило горло. «Надо успокоиться», подумал бас-гитарист. – «Сосредоточиться на какой-то одной мысли». Он подумал о том, что негоже умирать, уткнувшись носом в диван. Гарик не смог бы перевернуть его, и долго бы еще пытался помочь Рикошету, а потом, когда наконец понял бы, в чем дело… С другой стороны, Гарик запретил ему двигаться. Но все же, несмотря на запрет и боль, Рикошет повернулся на спину.

– Гарик, где же ты, – пробормотал он. – Гарик…

– Я здесь, – отозвался солист «Колотуна Бабая».

Раздались шаги.

– Открой рот, – сказал Гарик.

Рикошет покорно раздвинул челюсти, и ощутил горькую руку Гарика у себя на губах. Тот высыпал ему в рот маленькие гладкие крупинки, похожие на капсулы рыбьего жира, который музыкант принимал в детстве.

– Глотай, – сказал Гарик. Рикошет попробовал и чуть не подавился, закашлял. – Подожди, я тебе сейчас воды принесу.

Рикошет слышал, как зажурчала вода – Гарик открыл кран. Ни чашек, ни стаканов Гарик не нашел, и принес ему воды прямо в горсти, половину по дороге расплескав. Рикошет почувствовал, как тоненькая струйка с отчетливым привкусом ржавчины коснулась его губ, и жадно проглотил.

– Так, вот еще, – сказал Гарик. – Эту положи под язык и рассасывай.

Когда в глазах у Рикошета прояснилось, Гарик сидел на подоконнике и тревожно смотрел на него.

– Окалемался? – спросил Гарик.

Рикошет кивнул.

– Сколько время? – спросил он.

«Акафист» должен был выступать сразу после перерыва.

– И думать забудь, – сказал Гарик. – Тебе полежать надо. Я могу с ребятами первым выйти…