Мария Гинзбург - Не пролететь мимо Земли

Гарик заглянул в глаза Рикошету, и осекся. Там горело только одно слово – «контракт».

Рикошет покачал головой и начал садиться.

– Ну, хочешь, не мы, пусть «Экклезиаст» выйдет? – сказал Гарик. – Я попрошу…

– Спасибо, конечно, что ты меня откачал, – ответил Рикошет. – Но…

Гарик метнулся к нему и обнял, не давая встать.

– Ты совсем рехнулся, – чуть не плача, воскликнул он. – Тебе русским языком говорят, постельный режим и прогревания! Ты что, хочешь, чтобы ваш акафист стал поминальной молитвой по тебе, что ли?

– А может и хочу, – сквозь зубы ответил Рикошет.

– Я сейчас вкачу тебе полтора куба черного, и вся любовь! – заорал Гарик. – Ляг, черт возьми!

Рикошет же почувствовал дикую слабость и понял, что с Гариком ему сейчас не справиться. Бас-гитарист лег обратно.

– Я смотрю, ты серьезно настроен, – пробурчал он.

– Очень.

Рикошет пристально посмотрел на него и отвел взгляд.

Заиграло вступление к «Армии жизни» Кинчева. Витек вздрогнул, но это оказался всего лишь мобильник Гарика. Солист «Колотуна Бабая» поднес трубу к уху.

– Ну привет, – сказал он. – Я-то? Да тут, в изостудии на первом этаже… Да долго объяснять. Ты чего хотела?

Несколько минут Гарик молча слушал. Два раза он сказал: «Хорошо, ладно» и покосился на Рикошета.

– Хорошо, – сказал Гарик в последний раз и отключился.

– Чего там? – спросил Рикошет.

– Ваши на вокзале, кого-то с поезда снимают, – ответил Гарик. – Рита с ними, сказала, что к началу они не успеют вернуться, просила выйти нас. Так что, не судьба вам выступать сейчас.

– В смысле – с поезда снимают? – переспросил Рикошет.

– Да я не понял, – тряхнул головой Гарик, – Кто-то с кем-то переспал.

Витек закрыл глаза.

– Ты говоришь, что у тебя где-то здесь жмур припрятан? – спросил Гарик. – Где он?

Рикошет прищурился:

– В мужском туалете, в той кабинке, где швабры.

Бабай задумчиво потер щеку.

– У кого ключи от вашего «газона»?

– У Саши из «Экклезиаста». А зачем тебе?

– Он тебе их даст? – проигнорировав вопрос, сказал Гарик.

Рикошет отрицательно покачал головой.

– Разве что Грину.

– Черт, именно Грина они сейчас и ловят на вокзале, – пробормотал Бабай. – После выступления только если… С другой стороны, уже совсем стемнеет…

– Да что ты хочешь сделать?

– Загрузим жмура в ваш газон, отвезем на карьеры и выбросим, – сказал Гарик деловито. – Я один не справлюсь, Орешку придется тоже сказать… Крови-то много там?

– Да пошутил я, – сказал Рикошет.

– Ах вот, значит, как, – ледяным тоном произнес Бабай.

– Ты просто неправильно понял. Я фигурально выразился…

– Дурак ты, Рикошет, и шутки у тебя дурацкие, – помолчав, сказал солист «КБ».

Он рванулся к выходу так стремительно, что Рикошет едва успел спустить ногу с дивана и подставить Гарику подножку. Тот рухнул прямо на бас-гитариста.

– Так великан и поймал мальчика, который воровал яблоки в его саду… – проговорил Рикошет, плотно прижимая Гарика к себе.

– Пусти, – задыхаясь, сказал Гарик. – Пусти, сволочь!

Но Рикошет уже целовал его подбородок, шею, везде, где мог достать.

– Ну прости меня, – говорил бас-гитарист «Акафиста» в промежутках между поцелуями. – Вот такое я дерьмо. Я не издевался над тобой. Я просто хотел узнать, как далеко ты зайдешь ради меня…

– Если ты меня сейчас не отпустишь, то я очень глубоко зайду, – пробормотал Гарик.

Рикошет разжал руки. Гарик поднялся, но не отошел, а присел рядом с ним на диване. На лице Бабая отражалась ожесточенная внутренняя борьба. Заметив это, Рикошет сказал:

– Если ты сейчас уйдешь, я расстроюсь. Очень. А мне сейчас, между прочим, нервничать нельзя …

– И трахаться тоже, – проворчал Бабай.

– Гарик, – сказал Рикошет. – Я ведь тоже уже далеко зашел. Мне нельзя было появляться в этом городе, здесь…

Он осекся.

– Здесь есть те, кто знает твое настоящее имя?

– Да.

– И этот жирный боров, Трубецкой?

– Да.

– Вы с ним…

Рикошет закрыл глаза рукой.

– Да, – сказал он с усилием.

Гарик поднялся и отошел к окну.

– Ты… – спросил он, не оборачиваясь.

– Нет, – сказал Рикошет. – Мне были нужны деньги.

Витек отнял руку от лица и увидел, что Гарик изумленно-гневно смотрит на него через плечо.

– И какая у тебя такса? – спросил он тихо.

На скулах Рикошета заходили желваки.

– Ты не потянешь, – сказал он наконец.

– Рикошет, прости…

– Все, проехали, – сказал Витек. – Я передумал. Иди. Вам на сцену уже скоро.

Гарик подошел к нему, опустился на корточки перед диваном и поцеловал в шею. Рикошет оттолкнул его голову.

– Отвали, я сказал!

Глаза бас-гитариста были так близко, что Гарик впервые увидел, что они не равномерно зеленые, а с голубыми, словно льдистыми, вкраплениями. «Осколки зеркала ледяного тролля», подумал Бабай невольно. Он все еще находился под сильным впечатлением от разбитого Рикошетом зеркала.

– Я просто представил на миг, что этот козел… и ты, – сказал Гарик сдавленным голосом. – Ну не сердись…

– Какая у вас бурная фантазия, молодой человек, – сказал Рикошет, усмехаясь. – Ох, не доведет она вас до добра…

– Ну, чего на «вы»-то, – пробурчал Гарик.

В дверь постучали.

– Гарик, Рикошет, вы там? – раздался голос Орешка.

– После выступления, на заднем крыльце ДК, – торопливо сказал Гарик. – Я буду ждать.

Как известно, перед выходными все забито, даже плацкарта. Грину удалось раздобыть билет на поезд, который шел только через полчаса. И в эти полчаса Рома понял, что не имел никакого понятия о том, что значит «вечность». Он стоял на платформе, курил. Механически ответил на звонок и повесил трубку, даже не поняв, с кем разговаривал. Наглые вокзальные нищие обходили стороной высокого мрачного парня, обритого наголо, и больше Рому никто не побеспокоил.

Боли он не чувствовал, боль была за границей той пустоты, в которой Рома находился. Но он знал, что стоит только сделать шаг – и боль набросится на него, как тигр, шкура которого вплоть до молниеносного броска на жертву незаметна в джунглях.

Рома услышал, как объявили посадку на его поезд, бросил окурок и двинулся вперед, но тут кто-то ухватил его за куртку сзади. Грин стремительно обернулся, рука его скользнула в карман, где лежал нож.

Но тут Рома увидел Риту, и все то, о чем он не хотел думать, и все то, что не хотел чувствовать, обрушилось на Грина подобно струе раскаленного металла из домны. В глазах Риты был и испуг, и жалость, и надежда… Рита что-то говорила, но Грин не слышал ее. В виски впивались сотни иголок, и каждая из них была отравлена. Рома увидел Сергея с сумкой в руках чуть поодаль. А рядом с Сергеем…

Грин покачнулся, и в этот момент мыльный пузырь, отделявший парня от внешнего мира, лопнул. Катя увидела, что слова Риты не производят на парня никакого впечатления, и как раз в этот момент решила вмешаться в беседу.