Юрий Никитин - Рассветники

Людмила Николаевна принесла на широком подносе гору только что испеченных горячих пирожков, запах пошел по всей комнате, неодобрительно покосилась на экран.

– Страсти какие… Опять бензин подорожает!

– Так у нас же свой, – решился я возразить, ибо здесь поддакнуть – выказать дурость в глазах главы семьи. – Хотя, конечно, могут сослаться, да, как у нас обычно, на общую тенденцию удорожания…

Анатолий Евгеньевич кивнул:

– Пусть даже в мире воцарится на недельку умеренный хаос из-за недопоставок нефти, зато…

Он хитро посмотрел на меня, я тут же подхватил мяч:

– …зато будет перекрыт не только путь снабжения террористов финансами, но и, главное, закрыт источник.

– А потом все устаканится, – закончил он, – но мир в целом станет намного безопаснее.

Людмила Николаевна ушла, явно успокоенная, а Энн сказала светским тоном:

– Не дело женщин рассуждать о политике, но я читала, что в исламе сейчас зарождается некое новое течение… Там у них бурлящий котел… И вроде бы намерены вообще смести Европу…

Отец посмотрел на нее со снисходительной улыбкой, как на милого ребенка, что лезет со своим лепетом ко взрослым.

– Солнышко, лучше все-таки к таким источникам относиться с осторожностью. Это сейчас все можно проверить и перепроверить, а раньше люди врали чаще и охотнее, пользуюсь безнаказанностью. Вон Казанова, что боялся и избегал женщин, такие мемуары отгрохал, сразу попал в «великие любовники»! Он даже секс со своими родными дочерьми описал, надо же! Но не так давно дотошные порылись в церковных книгах, где даты рождения, и увидели, что одна еще не родилась в то время, какое он описывал, а другая была в пеленках. Но все равно все уверены, что Казанова… о, Казанова!

Энн посмотрела с сомнением, не поверила, но я как раз поверил, сказал подхалимски:

– Вы совершенно правы! Это как с разрекламированной тайной кавказских долгожителей. Все века мы только и слыхали, что там поголовно живут по двести лет! Но когда начали наконец-то разбираться, оказалось, что и тайны никакой нет, и живут не больше крестьян в русской деревне. Но люди не любят, когда рушатся мифы, до сих пор держатся то за знаки Зодиака, то за пророчества бабки Пострадамуса.

Он кивнул одобрительно:

– Знаете, я рад, что Энн общается с таким умным и рассудительным молодым человеком.

Людмила Николаевна вошла, выжидающе остановилась в дверном проеме.

– Мужчины, – проворковала она, – а не хотите ли выйти на патио? Свежий воздух, красивые облака…

Я сказал учтиво:

– Что облака, у вас такие просто удивительные розы!.. А какие тюльпаны, я таких буквально вообще не видел! Им у вас хорошо, чувствую, как они радуются…

Она довольно заулыбалась, Анатолий Евгеньевич поднялся.

– В самом деле, – сказал он, – все-таки лето, а закаты здесь просто великолепнейшие, не могу налюбоваться…

Солнце еще достаточно высоко, однако небо на востоке темно-синее, в то время как на западе пронзительно светлое, с оранжевым оттенком, кудрявые облачка окрасились в золотистый цвет.

Под огромным зонтом, укрепленным на вбитом между каменными плитами железном шесте, легкий стол, несколько стульев, таких невесомых, что унесет даже легкий ветерок, а на столе заботливыми руками Людмилы Николаевны уже целая пирамида из винограда, яблок, груш, апельсинов и вошедших в моду бебавегов, что-то совсем уж редкое, выведенное с помощью генной инженерии, но с виду похожее на собачью какашку.

По выложенной плитами дорожке скачут тонконогие птички, они же раскачиваются на качелях и прыгают по спинкам кресел. Такие же и у отца на даче, он даже навесил им кормушек и скворечников на заборе.

Люблю эти мелкие изящные создания, скачущие всюду, где чувствуют себя в безопасности. Как только отец покидает двор и заходит в дом, на оставленных креслах, шезлонгах, шашлычнице и по барбекю начинают скакать эти грациозные крохотные существа, такие нежные и хрупкие, от созерцания их возни нельзя оторвать взор, а сердце наполняется нежностью.

А если бы еще им как-то позатыкать жопы, чтоб не срали где попало, то это были бы поистине райские создания. Возможно, в раю и не срут, но здесь все в белых комочках помета, по большей части засохших, при первом же прикосновении рассыпающихся и оставляющих известковый след на пальцах, на одежде.

Надеюсь, в числе первых генетики либо сконструируют пернатых, что срут в определенном месте, либо вообще закапывают, как кошки. В идеале вообще бы не срали, но это уже что-то неживое, питающееся от розетки.

Я выждал, когда Анатолий Евгеньевич сядет, Людмила Николаевна снова ушла в дом, будто мусульманка, Энн посматривала на меня со скрытой насмешкой, пока садился ее отец, наконец опустился и я.

Анатолий Евгеньевич, все замечая, сказал поощрительно:

– Моя жена заметила, у вас на редкость хорошие манеры.

– Хорошие манеры, – сказал я учтиво, – это коллективная защита взрослых людей от хамящей молодежи. И если кто-то из них хочет общаться с более разумными, чем галдящие и туповатые сверстники, взрослыми, он в первую очередь должен обучиться хорошим манерам.

Он засмеялся:

– Как вы правы! Это самое первое и необходимейшее условие. Но как о нем забывают…

– Позвольте вступиться за молодежь, – сказал я скромно. – Абсолютное большинство просто не знает никаких правил хорошего тона. А так многие из них предпочли бы держаться в рамках ради возможности общаться с теми, кого чтят.

– Хотелось бы верить, – сказал он. – Никому не хочется отгораживаться высоким забором, но… приходится в подобных условиях. А вы совсем не такой.

– Не пью, не курю, – подтвердил я, – от слова «жопа» падаю в обморок.

Он взглянул остро, но я держусь настолько невинно, что да, в самом деле падаю, такой вот интеллигентный мальчик, а не прикалываюсь, как все эти распирсингеные дебилы.

А Людмила Николаевна сказала по-матерински участливо:

– Да-да, сейчас этот новый всплеск… Вроде бы почти бросили курить, а тут снова…

– Вызов обществу, – объяснил он. – Старшее поколение не пьет, а вот молодые, напротив, как бы назло. Революционеры!.. Эх, прав был Экклезиаст, все возвращается.

Энн возразила победно:

– Не все! Вот СССР распался и больше не восстановится!

Анатолий Евгеньевич посмотрел на нее снисходительно, как на ребенка с игрушками в руках.

– Милая, я смотрел, что ты пишешь, это все правильно, так и надо подавать материал. Но самой не обязательно в него верить! Самой все-таки лучше знать правду. А правда в том, что СССР не распался, а был распущен. Эта операция готовилась много лет, меня к ней подключили, когда мне было двадцать пять лет, а в решающую стадию вступила, когда мне было за тридцать. Как ни странно это звучит, но впервые у нас в стране решили прислушаться… к общественному мнению. Не от хорошей жизни, конечно. Общественное мнение всегда играло решающую роль в любом обществе. У нас в России оно свалило царя, помогло в Гражданскую, затем в войне с Гитлером, оно же потом сказало на двухстах миллионах кухонь, что коммунизм – говно. И после этого уже стало понятно в Политбюро КПСС, что прежний курс обречен, нужно срочно его менять…