Юрий Никитин - Рассветники

– Что?

– Кофемолка начнет работать ни с того ни с сего, – сказала она злорадно, – ты звонишь в службу ремонта, а это ты сам, оказывается, врубил нечаянно, пылесос подберет твои новенькие туфли, изрежет в клочья и ссыплет в мусор: не так понял хаос в твоем мозгу… хорошо, если пожар не устроишь! Вот так-то, дорогой. Ту штуку нужно не только ставить под черепушку, но и учиться управлять ею.

Я сказал ошарашенно:

– Даешь… Начиталась страстей. Еще не пришла к выводу, что всех ученых надо перебить, а то снова атомную бомбу выдумают?

Она сказала нежно:

– Дорогой, ты принес в мир такую бомбу, что любая атомная покажется конфеткой. И я тебя все еще не прибила, потому что люблю верно и нежно.

– Ага, – сказал я саркастически, – даже верно и нежно. Слова-то какие знаешь! Ты хоть погугли насчет их значения. Да и тогда не поверишь, дичь какая-то.

Она произнесла томно:

– Милый. Я знаю столько ласковых слов… И все берегу для тебя.

Сердце мое начало стучать протестующе, злобно, я ощутил приближение редкого для меня бешенства, сказал люто:

– Издеваешься? После этого ты меня точно в свою постель не затащишь!

Она посмотрела холодно и презрительно, я видел, как перебирает убийственные ответы, что сразят наповал, сотрут в порошок, разотрут в мокрое пятно, испепелят, наконец произнесла ледяным, как вся Антарктида, тоном:

– Затащу.

Она ушла в ванную, а я лежал на постели, раскинув руки, и, восстанавливая дыхание, старался понять, почему так тревожно стучит сердце. На этот раз вовсе не потому, что королева, а у ее ног самые видные женихи. Я сам король, даже император, ее женихи мне как солома под ногами.

Но в самом ли деле даже не поняла, что пришла по моему зову?.. Но вот расческу сразу взяла из третьего ящика снизу, хотя я давно забыл, когда и куда положил. Даже изумрудного лягушонка отыскала, а я был уверен, что потерял при переезде на эту квартиру…

Я отчетливо вспомнил, что вовсе его не отыскивала, а, не глядя, протянула руку, выдвинула ящик и, запустив пальцы в левый угол, нащупала несчастненького и вытащила, малость запыленного, давно не видевшего света.

Можно бы решить, что везде наставила подсматривающие видеокамеры, но это не в ее характере, да и я сразу же засеку все и подавлю моментально, а потом поснимаю и отправлю в унитаз.

– Слушай, – крикнул я, – а землетрясения, кометы или астероиды предсказывать можешь?

Она появилась из ванной, на голове мое махровое полотенце в виде Пизанской башни, даже не вздрогнула, только на короткий миг в глазах мелькнул некоторый испуг, но закусила губу и помотала головой.

Голос ее прозвучал тихо и шелестящее.

– Нет, конечно.

– Точно?

– Точно, – заверила она уже спокойнее. – Землетрясения, цунами, падения астероида на Землю, Луну или хоть на Юпитер… это все ты. Пока что можешь предвидеть… задолго предвидеть! А потом и…

– Что?

– Предотвращать, – прошептала она и посмотрела на меня почти со страхом. – Это главное, что в тебе, милый. Тебе даны силы действовать. Ты уже сейчас можешь изменить… к примеру, орбиту Луны! Чуть-чуть, на миллиметры пока, но уже… Ты можешь остановить волну цунами, погасить извержение вулкана, не дать взорваться даже Йеллоустоунскому… А со временем для тебя будет пустяком поднять на поверхность подземный лед Марса, растопить метановое озеро на Нептуне, перехватывать залетающие в Солнечную систему астероиды…

Я ощутил, как по спине прокатилась поземка. Эльвира смотрит мне в лицо как-то иначе, никогда так не смотрела.

– Ты… серьезно?.. А что тогда можешь ты?

Она покачала головой:

– Как всякая женщина, я вся в быте, в хозяйстве. Накормить самца, подлечить, дать отдохнуть, выпустить утром из пещеры бодрого и полного сил… Я вижу только людей, милый, да и то в небольшом диапазоне. А когда ты, то никого больше не вижу.

Я пробормотал:

– Тогда тебе надо от меня подальше…

– Ты ослепляешь, – согласилась она с напряженной улыбкой, – ты как солнце… В тебе столько красоты и силы, что живу тобой, дышу тобой, делаю только то, что тебе было бы угодно…

Я сказал настороженно:

– Ну да, я сам не знаю, что мне надо!

Она мягко улыбнулась:

– Милый, зато знаю я и всюду пойду за тобой. Знаю, что тебе понадобится и через год, через пять лет, через двадцать или сто…

– И через сто? – спросил я.

Она прошептала:

– Даже через тысячу…

Она легла рядом, я обхватил мягкое разогретое тело, странное чувство медленно пропитывает мое тело, как теплая вода проникает в большой клок ваты, все тяжелее и тяжелее, чувствую в себе… да, вот оно… огромное и фундаментальное, словно вселенная входит и размещается вся со всеми туманностями и галактиками, что всего лишь пена на гребнях волн океана темной материи.

Проступают линии темной энергии, что в мириады раз мощнее гравитации и всех известных нам, соединяют меня с такими же искорками, как и я… это не я, это нечто во мне подключилось к ним, о чем они пока не знают. И вот я уже связан незримыми нитями с этими людьми, этих нитей все больше и больше, утолщаются, это совсем никакие не нити, это бревна, дороги… слилось в единое поле, в котором купаюсь я, только теперь вдруг с дрожью в теле чувствую, что связан и с теми, кто уже погиб, но какая-то их часть осталась, я даже могу общаться с этими людьми… если сосредоточу на этом усилия…

Ох, а эти вообще, как понимаю, не то древние сарматы, не то римляне… как же так… так вот почему в детстве бывало не по себе, когда представлялось, что это меня терзают и рвут на части…

Преодолевая дрожь, я снова прильнул к Сверхорганизму, влился в него, впитывал все, что знали и умели, предполагали и желали, о чем мечтали и что собирались осуществить, а когда с усилием оторвался, то уже знал все, что знает Сверхсущество.

Эльвира вздрогнула, повернулась в моих объятиях. В ее широко распахнутых прекрасных глазах я увидел любовь и тревогу.

– Что случилось? У тебя свет из глаз!

– А то ты не знаешь, – сказал я обвиняюще. – Что, правда? А кто вчера спрашивал о личном бессмертии? Это уже, а сегодня займемся действительно весьма важными делами.