Юрий Никитин - Рассветники

Кириченко посмотрел на него задумчиво, ухмыльнулся, по промолчал. Корнилов толкнул его локтем.

– Ну скажи, скажи!

Корнилов покачал головой:

– А нечего сказать.

– Ну вот, Урлан прав!

Кириченко пожал плечами:

– Может быть. Но все-таки… тысячелетия мудрецы выгранивали понятия Бога, веры, строили церковь, кипели религиозные диспуты, происходили религиозные войны, крупнейшие философы ломали головы над тем, куда нас ведет Господь, над его заповедями и постулатами веры… но вот приходит пятнадцатилетнее чмо и гордо заявляет, что все это – хлам, человеку это не надо.

– Урлану не пятнадцать, – вступился деликатнейший Вертиков, – хотя да, иногда можно дать и десять, когда его заносит. Но все-таки, может быть, в самом деле Богу уже не место в современной жизни, полной хай-тека?

– Может быть, – снова сказал Кириченко. – Все может быть. Но я предпочел бы это услышать от мудрого и повидавшего мир человека, а не от птенца, только что из яйца. Эти птенцы сразу все знают, вот что удивительно! И всему берутся учить других. Даже тех, кто больше проводит времени над облаками, чем на земле.

Урланис спросил скептически:

– А что, мудрецы не говорят?

– Да вот, представь себе.

– Почему? Все до единого признают необходимость Бога и религии?

Кириченко покачал головой:

– Кто-то признает, кто-то не задумывался над этим, но чувствует, что это фундамент… и какое бы высокое здание мы ни построили, без основы рухнет. Да и вообще… сейчас все так же трудятся тысячи богословов, что продолжают разрабатывать и углублять догматы церкви. Умный человек понимает, что когда на одной чаше весов их труды, а на другой – мнение пятнадцатилетнего умника… то лучше промолчать, даже если он и думает, как этот пятнадцатилетний.

– Если его мнение совпадает с мнением пятнадцатилетнего, – уточнил Вертиков, – то чего-то недопонимает?

– Верно, – согласился Кириченко. – Пятнадцатилетний всегда уверен в своей правоте, а сорокалетний уже понимает, что может быть и не прав. Пятнадцатилетний никогда не сомневается, что его мнение – единственно верное на всем свете, а вот человек постарше уже так не думает. Так что пусть Урлан говорит что угодно, для меня громкий голос и крикливый напор – не аргументы.

– Но сам то ты как думаешь?

Кириченко ухмыльнулся.

– Бога нет, – ответил он, – но если это скажет с апломбом Урлан, то я решу, что все-таки есть.

Фронт работ все ширится, Эльвира привела еще несколько человек, на этот раз я показал себя настоящим сатрапом и половину забраковал, хотя хороши были все, но мне пока так много людей не требуется, как бы Эльвира ни уверяла в обратном.

На планерке, намечая план работ, я сказал с вопросительной интонацией:

– Почему именно теперь Сверхсущество решило намекнуть нам о темных связях? Возможно, как раз потому, что чипы расшаренной памяти были на подходе, серийные образцы уже в продаже, а скоро будут и в массовом. Думаю, о темных связях мысли пришли не только мне…

– Ну-ну! – подбодрил Кириченко.

Я сказал с неловкостью:

– Но все нормальные люди предпочли не заметить их или же смолчали, чтобы не прослыть сумасшедшими, а у меня хватило дурости, чтобы вот брякнуть еще в универе…

– Молодой был ищщо, – сказал Кириченко с непонятным выражением, – неосторожный… Тогда о последствиях бряканья не думают. Это ж сколько лет было тому? Пять?.. Десять?.. Седая древность, несколько эпох миновало… Вон Урлан успел двенадцать раз жениться и разжениться.

Урланис сказал раздраженно:

– Десять! Всего десять!.. И больше не буду, зарок дал. И вообще… вы говорите о каких-то темных связях, а я весь из себя светлый!

Я усмехнулся, шуточка и есть шуточка, хоть мелькнула мысль, при словах «темные связи» сразу возникает образ, будто люди связаны с неким Сверхсуществом, словно младенец пуповиной с матерью. Или пусть даже, как будто в каждом из нас вай-фай, а во время сна передает все, что случилось за день, а в ответ получает инструкции, как жить и обустраивать Русь.

На самом деле мы плаваем в жидкой, ну пусть воздушной среде, что тоже не пустота, имеет немалую плотность, немногим отличающуюся от плотности наших тел. Мы постоянно погружены в этот раствор, мы плаваем в нем, мы не можем существовать без него, и если нас выдернуть, проживем еще меньше, чем младенец с оборванной пуповиной.

Темные связи – это не отдельные какие-то каналы. В отличие от муравьев мы обмениваемся сигналами со всех частей тела: кожа наша пориста и постоянно выделяет не только запах, который замечаем и пытаемся глушить дезодорантами, но и миллионы других сигналов, которые сами не слышим, но Сверхсущество читает легко, потому что состоит из нас, а отдельного Сверсущества просто нет на свете.

Странное ощущение, испытываемое разве что в глубоком сне, нахлынуло и охватило всего. Я словно бы услышал безгласный глас в вечности: иди… Иди и внемли…

Я инстинктивно ответил в страхе: ну да, а как же! Приходил один вот так же, как ты хочешь, чтобы я пришел, его послушали-послушали, а потом на крест…

Их было много, раздалось в ответ, кого я призвал, но лишь сотни послушались, но были услышаны только десятки, но и тех не так поняли. Лишь один, да, сумел, и хоть участь его была ужасной, но разве того не стоило?

Сейчас другое время, ответил я. На крест не прибьют, но сделают такую карикатуру, что сам утопишься. Для тебя это неощутимая потеря, ты из семи миллиардов клеток, но я та клетка, что до недавнего времени считала Сверхсуществом себя!

Мне показалось, что я услышал пусть не смех, это было бы слишком, но ощутил добрую улыбку размером со вселенную. Я впервые перевел дыхание, а темный ужас, что я разговариваю с неким космическим монстром, который все знает и все видит наперед, стал рассеиваться.

Кириченко смотрел на меня с беспокойством, наверняка я сильно изменился в лице, а я сказал хриплым голосом:

– Вот и ответ, брать или не брать тупых в сингулярность!.. Мы их не берем, это понятно, нам этот человеческий мусор ни к чему, однако Сверхсущество намного милосерднее нас, дает им возможность без страха и боли медленно и постепенно подсоединяться к общему «Я» по своим каналам…

Люцифер спросил угрюмо:

– Шеф, нам что, расплакаться от угрызений совести?

– Я уже реву, – сказал Урланис. – Белугой. Даже двумя.

Я покачал головой:

– Нет, я на этой стороне. Во мне милосердия как не было, так и… не появилось, но я понимаю великую мудрость Сверхсущества. Мы станем сверхчеловеками, а затем и сингулярами благодаря высоким технологиям, то есть благодаря своему уму, упорству, умению работать каторжно. Те тупенькие существа войдут в новый мир, слившись в единую сущность, пусть даже сперва будут в разных телах, но среди них уже не будет тех, кто захотел бы погасить звезду и… скрыть эти мысли от Сверхсущества, что действительно знает их еще до того, как они у нас появляются!